— Договорились.
Точно, влюбился. При этом напрашиваться явно избегает — стеснительный. Ну да ладно. Правда, отправляться в дорогу одному точно не с руки, но и насильно тащить никого не стану. Если по совести, то поговорить еще раз нужно. Тем более, как я слышал, ей работу в местном «госпитале» предложили, медсестрой, точнее, ученицей медсестры. Безопасность, охрана, процветание общины, захватившей всю воду в пустыне. Но у нее мама в Амстердаме.
Какое-то плохое предчувствие у меня насчет Амстердама. Ничего конкретного, но пока Интернет еще более или менее работал и можно было читать новости со всего мира, из Европы они шли особенно плохие. Мало оружия, много либералов у власти, теснота… Даже в швейцарцев я не очень верю, если честно, хоть и говорят, что там у каждого дома по автомату с боекомплектом. Для этого еще и характер нужен, и менталитет особый, в противном случае реальная ценность автоматов резко приближается к ценности анальных вибраторов.
Ладно, чего там гадать? Лучше на вискаря сверху пива опрокинуть в лечебно-профилактических целях. И боль снимает, и расслабляет, и задумываешься меньше. А если задумываешься, как раньше, то с меньшими последствиями.
10 апреля, вторник, день. Подмосковье
Последние дни прошли в поселке на удивление тихо, словно и не случилось конца света. Ни мертвецы ожившие не забредали, ни морфы не заползали, те самые, о которых много раз предупреждала единственная работающая радиостанция. Кстати, радио тоже грозило вскоре отключиться — электричества больше не было, а нескольких комплектов батареек надолго бы не хватило.
Кстати, радио тоже грозило вскоре отключиться — электричества больше не было, а нескольких комплектов батареек надолго бы не хватило.
— Надо вспоминать, как детекторные приемники в детстве собирал, — сказал по этому поводу Володя.
Ребенок у Насти уже довольно активно шевелился в утробе, и Маша из-за этого здорово нервничала. Сама родившая двух детей, она понимала, насколько жена брата нуждается в постоянном медицинском наблюдении. Случись что не так — кровотечение, например, или еще что, и к кому бежать? Кого звать на помощь? Врачей в поселке не оказалось ни среди домовладельцев, ни среди членов их семей.
Наладилась какая-то местная жизнь. Люди стали ходить друг к другу в гости, сидеть вечерами во дворах, наслаждаясь неожиданно теплой весенней погодой, какой еще москвичей природа не баловала. Обидно было только, что такая благодать наступила в такие мрачные времена.
Между тем Машу не оставляло ощущение временности происходящего. Не могла такая тишина длиться вечно. Гибель «черного человека» и разгром его усадьбы был достаточным напоминанием о том, что о тебе могут вспомнить. От тебя что-то может понадобиться. Она помнила лица… нет, скорее, даже морды тех людей, приехавших на нескольких машинах, которые разнесли усадьбу и спалили большой дом.
В «черном человеке», несмотря на имя, ничего такого жуткого не было. Так в шутку прозвали одного толстого волоокого армянина, который заправлял крупнейшим московским рынком и который несколько лет назад поселился на окраине их поселка, скупив сначала шесть, а потом прибавив к ним еще четыре стандартных участка. Затем он построил там огромный дом, какие-то строения неизвестного соседям назначения и обнес все настоящей крепостной стеной. Паранойя ли была причиной, или «черный человек» заслуженно чего-то опасался, но он никогда за несколько лет не покидал своих владений. То есть вообще ни разу.
К нему приезжали люди, хоть и не часто, иногда из-за высоченного кирпичного забора с «егозой» поверху доносилась музыка, а в большие праздники запускались фейерверки, но сам владелец имения территорию не покидал. Еще там была охрана, всегда несколько человек в форме какого-то агентства. Поначалу с ними были проблемы — они попытались даже запретить проход и проезд мимо забора другим обитателям поселка, включая детей на велосипедах. Попытка оказалась неудачной: люди здесь жили разные, охранников грубо послали, а в самом имении на неделю отключилось электричество, «по техническим причинам», разумеется, а заодно и газ. В общем, претензии к окружающим у «черного человека» сразу снизились, и о нем, в сущности, все забыли — больше он никому не мешал.
Но кто-то о нем помнил. Неделю назад в поселок ворвалось несколько машин, джипы и грузовики, заполненные людьми в смеси спортивной и военной снаряги, вооруженными до зубов. Их визит завершился короткой, но жаркой стрельбой, двумя огромными пожарами на территории усадьбы «черного человека», вывозом каких-то мешков и ящиков оттуда — Володя подсмотрел с чердака — и разбредающимися в течение дня с той стороны зомби со следами пулевых ранений. Одного из них, толстого и полуголого, с простреленной волосатой грудью — этого самого «черного человека», — сам Володя и застрелил, когда тот подошел к их воротам, а потом вывез труп из поселка, подцепив тросом к машине.
Но до своего отъезда по поселку прогулялись нападавшие. Небольшими группами, спокойные, наглые, уверенные в своих силах, они шли по улицам, разглядывая дома вокруг. Затем два дома были вскрыты — те, в которых жильцов не было, но этим никого в обман не ввели: по лицам пришельцев было видно, что они не агрессивны лишь потому, что им неохота быть агрессивными.
Изменится настроение — и все повернется к худшему.
Пока, до этого дня, их лучшей зашитой было то, что поселок лежал в сторонке от новых путей движения людей и ценностей. Они были никому не нужны. Пока не нужны. А потом? Неужели о них так никто и не вспомнит, ни у кого не появится желания «пощипать классового врага»? Пусть тут олигархи и не жили, но все народ не бедный. И почему не могут вернуться те, кто приезжал громить «черного человека»?