Пошел на вторую ходку — уже не так нервно, но все же опасливо. Набрал воды опять, и, когда направился к дому, чтобы возле стены протиснуться по цементной отмостке за живую изгородь, входная дверь распахнулась. Канистра с глухим стуком упала на бетон, а я сделал шаг назад и вскину автомат. И онемел.
Ожидал я чего угодно, но не такого. Прямо передо мной стояла высокая худенькая блондинка с голым загорелым животом и колечком в пупке, в широких, складками падающих на землю джинсах, в вязаной шапке на не слишком густых белых волосах, которые при этом умудрялись отдельными прядями падать на глаза. В открытом вороте на худых ключицах лежит какой-то эзотерический символ на черном шнурке. Шея длинная, тонкая, как и все у нее, лицо очень узкое, с маленьким ртом, курносое, довольно симпатичное, на котором из-за загара противоестественно ярко выделялись светло-голубые большие глаза под тонкими редкими бровями. Ну и пирсинг везде, где только можно. И на губе, и в носу, и в одной брови, и в ушах.
— Здравствуйте, — сказала девушка с заметным, совсем не американским акцентом. — Я Хендрике. Можно звать Дрика. Я недавно приехала из Голландии, из Амстердама.
В опущенной тонкой руке, перемотанной на запястье многочисленными ремешками и шнурочками, висел яркой расцветки рюкзак. Мало того: к нему был прикреплен деревянный этюдник и папка для листов. С ума сойти.
Она откинула падающие на глаза пряди очень узкой кистью с тонкими, скорее даже тощими пальцами, унизанными многочисленными мексиканскими серебряными кольцами, уставилась своими светлыми глазами прямо в мои. Пыталась уставиться, потому что максимум, что она могла увидеть, — это свое искаженное изображение в черных очках.
— Привет, — ответил я, опуская карабин. — Я — Андрей. Андре, если проще. Ты здесь живешь?
Я показал стволом винтовки на дом, из которого она вышла.
— Три дня жила, — подняла она руку и показала три пальца. — Дом не мой, а подруги моей матери. Она тоже из Голландии, но переехала сюда. Я приехала к ней в гости четыре дня назад. На следующий день она уехала на машине в супермаркет и не вернулась. Я даже хотела улететь обратно, звонила в аэропорт, но рейсы отменили, такси тоже на вызов не приезжали. Я никого здесь не знаю, мне некуда идти, и я сидела дома. Вчера кончилась еда. Вокруг дома бродили мертвые. Один черный, вон тот, несколько раз бился в окно, заметив меня, и я боялась, что он прорвется внутрь.
— А еще живые люди на улице есть?
— Я никого не видела, — вздохнула она. — Я хотела убежать, слышала по телевидению, что где-то в городе есть военные. Но я не знаю адресов, и карты у меня нет, и вообще я ничего здесь не знаю. Все же пошла, но вон там… — показала она на второй дом от перекрестка, — …там стоял какой-то мертвый, он погнался за мной и был очень быстрым. Я еле убежала, заперлась в доме, и он долго стоял на дорожке, потом ушел. Вы мне поможете?
Так вкратце она изложила мне незамысловатую, но, если вдуматься, очень трагическую историю. Ладно, я хоть год здесь прожил, все и вся уже знаю, не пропаду. А вот этот ребенок? Приехала, а ее в первый день бросили одну — и все. Куда идти? Что делать? Помирать с голоду?
Понятно, это она за мной все время подглядывала, не решалась выйти. А как тут решишься? Молоденькая, довольно хорошенькая, тем более что местные красотой вообще не избалованы, никого не знает. И что делать ей? Сутки поголодала, а потом решилась. Ни в чем не виню, все понимаю. Сидела бы и дальше — стало бы только хуже.
Ладно, что с ней еще делать? Будем считать ее знаком судьбы. По крайней мере, она тоже приезжая и тоже хочет на тот континент.
— Вы мне поможете? — уже со страхом повторила она.
Я спохватился, отвлекся от своих мыслей, кивнул:
— Конечно. Но есть вопросы. Стрелять умеешь?
— Не-а… — мотнула она головой так, что светлые волосы хлестнули ее по щекам.
— Машину водить?
— Ага.
Теперь вертикальный кивок: пряди попали в глаза. Как она к этому привыкла? С ума ведь сойти можно, если что-то в глаза лезет.
— Уже лучше. Что еще умеешь?
— Рисовать. Я изучаю искусство.
Полезный навык, ничего не скажешь. Однако вызывает уважение, если она не «черные квадраты» рисует. Совпадение или нет, но я тоже рисую, и всегда рисовал. Только вот в последние годы подзабросил, к стыду своему. В бизнес ушел.
— Голодная?
— Очень.
Опять вертикальный кивок — и я заранее прищурился, ожидая, когда волосы хлестнут ее по глазам. Так и получилось, но она и не поморщилась.
— В общем, так, — решил я. — Бросай рюкзачок в кабину и держись рядом со мной. Даже на шаг не отходи. Понятно? Ты совсем стрелять не умеешь?
— Совсем не умею, — ответила Дрика. — Но умею держаться близко. Как близко?
— Сама поймешь, только на линии огня не оказывайся.
Как близко?
— Сама поймешь, только на линии огня не оказывайся. Рюкзак в машину, короче, и пошли к бассейну.
Она подбежала к «тойоте», распахнула дверь с выбитым стеклом и бросила свои вещи на заднее сиденье. А затем я ее тут же поиспользовал, обнаружив, как удобно иметь второго человека в команде. Она топила канистру в бассейне, наливая в нее воду, а я прикрывал ее с карабином. Тащил воду я сам, но пока устанавливал канистру в кабине, она оглядывалась вокруг. У меня появились еще одни глаза.