Выбросил из своего магазина десяток патронов, зарядил до половины один рожок к «штайру». Откинул сошки, приложился, поддерживая увесистый и довольно неудобный приклад «булл-папа» под магазин левой рукой. Подвел перекрестье к голове мертвяка, аккуратно притопил спуск… Треснуло звонко, винтовка слегка толкнула в плечо, но даже не подпрыгнула на сошках. А пуля прошла выше — намного выше, выбив искру на асфальте. Мертвяк не среагировал: он жрал, да и не понял ничего.
Попал с третьего выстрела, прострелив бывшему полицейскому голову. Он замер, а затем грузно завалился на бок. Оказалось, что на такой дистанции пуля заметно вверх уходит — не меньше, чем на метр. А ноль, получается, метрах на пятистах будет, где у этой пули кучность уже так себе. А что это значит? То, что буду выводить ноль на трех сотнях — не вижу я другого использования для этой не слишком мощной винтовки. Да и я тот еще снайпер. А «болт» под этот патрон мне вообще не нужен, это уже совсем на любителя. Подарю кому-то из наших.
Выстрелы привлекли внимание еще двух мертвецов, которые пришли подкормиться к трупам. И тоже действовали достаточно осознанно: схватили бывшего полицейского за руки и потащили за угол, чтобы перекусить в тишине и спокойствии. Ой, что делается, ой, что же это делается… Если они выйдут сознанием на уровень хотя бы самого тупого хищника, проблем не оберешься. Одно дело, если они на тебя как в тире прут — знай оттачивай стрелковые умения, и другое совсем будет, если научатся засады устраивать.
Ладно, чем еще можно заняться? Времени у меня много, очень много. Вернулся к разбору новоприобретенного имущества, смирившись с тем, что надо сидеть аж до завтра тихо, как мышь, и с тем, что любая активность неуместна.
26 марта, понедельник, вечер. Округ Юма, Аризона, США
Потянуло гарью, резко и сильно. Выглянул в окно и выматерился от души — дом, посещенный наемниками, горел. Разгорался с дальнего от меня конца, жарко и дымно. Не знаю, они ли что-то оставили или сам загорелся, но радости с этого было мало. Еще с утра поднялся заметный ветер из пустыни, который так и не стих, и искры летели почти горизонтально. Как бы большому пожару не случиться — он меня точно отсюда выживет. Дома здесь горят как картон, без всяких проблем.
На улице мертвяков не прибавилось, а труп полицейского исчез — утащили. Что делать будем? Ждать развития событий? Может, и не пойдет пожар гулять по всему кварталу? А если пойдет, то что делать мне в таком случае? Если подожмет, то я не успею стащить все вниз, к кабриолету, и тогда все с таким риском обретенное имущество просто сгорит. И зачем тогда все это было нужно? Мог бы с товарищами в лагере сидеть и холодное пиво пить — благо его целый штабель в наличии.
Упаковать удалось все «на три ходки» примерно. «Жертву» приносить не стал: все равно сгорит вместе с домом, не принеся никакой пользы хозяину и как следствие мне удачи. Лучше потом придумаю, на какое благое дело это все употребить.
Так, а что делается в доме? Расслабившись, я никуда не заглядывал и не прислушивался ни к чему — своими делами занимался. Нет, ждать нельзя, надо хотя бы утащить все барахло в гараж, запихать в «кабрик», после чего можно уже думать, что дальше делать. Только вот тащить все придется опять через гостиную. Плохо.
Приоткрыл люк и увидел снизу лишь пустой коридор.
Плохо.
Приоткрыл люк и увидел снизу лишь пустой коридор. Мертвяк, что здесь ошивался, наверняка перекусить пошел на лестницу, я даже отсюда возню слышу. Сколько их там могло собраться? Гадство, еще за спиной у меня две комнаты остаются — как бы там кто-то не скрылся. А что делать? А ничего.
Столкнул вниз разложившуюся со скрипом стремянку и вытащил «таурус» из кобуры — с ним поповоротистей пока будет. Но никто не появился. Взял одну сумку за ручки, свесился с нею вниз и, раскачав, бросил. Она глухо бухнула в затянутый ковролином пол, но на шум опять никто не появился. Но они здесь, точно здесь: мне их слышно. Вторую сумку — туда же. Снова шум, но никуда не денешься. Зато сижу безопасно: кинется кто-то — а я еще наверху. Но никто не кинулся и позже, когда я сбрасывал вниз, на сумки, чехлы с винтовками. Затем сам спустился, прыжком, упал на колено, сразу хватая дробовик, послушно скользнувший по нейлоновому ремню из-за спины в руки. И на этот раз вовремя: из-за поворота на лестницу вышел мертвец, измазанный кровью до самых глаз. Тот самый, с каким я из люка здоровался. Даже не вышел — скорее, выбежал. Повернулся ко мне резко, присел, готовясь к рывку, и попал под выстрел в лицо.
Стегнуло по ушам, окровавленное лицо мертвяка превратилось в месиво, и он завалился назад. И сразу за ним сунулся второй, но не рывком — просто выглянул из-за поворота, стоя на карачках. Тоже вся харя в крови, одного глаза вместе с половиной лица не хватает, гниющие лохмы мяса свисают вниз. Убраться от выстрела он не успел, но попытался. Так и упал на верхней ступеньке, загадив все вывалившимися из черепной коробки мозгами. Гадство. Противно — мне же там вещи таскать…
Частые легкие шаги сзади, заставившие меня заорать матерно и подскочить на месте. Мертвая девчонка-подросток, в одной кроссовке и в трусиках от купальника, выскочила откуда-то из пустых спален. Тощая, мелкая, с пятнами тления на маленькой груди и с искусанными руками. Лицо… нет, морда, вся в запекшейся крови, крашеные волосы висят космами, волна вони от нее.