— Принеси мне кувшин хиосского вина, как водится, с тимьяном, корицей и медом.
— Желаете также и воду? — уточнил слуга.
— Э, нет, — не спуская взгляда с призрака, мотнул головой Намму. — Этого не надо. И две чаши, — неожиданно для самого себя, произнес он.
— Ваш гость еще вернется?
Удивление Даниила было столь велико, что на мгновение он даже забыл о бестелесном посетителе. К счастью, почтительный хранитель его покоев не смел поднять глаз на господина и потому не мог по достоинству оценить ошарашенное выражение на его лице. А то бы, вероятно, задумался, уж не переутомился ли, часом, эборейский пророк.
А то бы, вероятно, задумался, уж не переутомился ли, часом, эборейский пророк.
— Быть может, — уклончиво выдавил Намму. — Ты принеси.
Затем, дождавшись, пока слуга выйдет, проговорил, едва сдерживая мелкую дрожь:
— Желаешь испить чашу вместе со мной или тебе довольно одного только духа вина?
Маленькая каморка, отгороженная от внешнего мира толстой дверью, в последние дни была пристанищем Сусанны. Ни свет, ни звук не проникали сюда. Единственное, что несколько разнообразило ее жизнь здесь — это появление надзирателя, приносившего каждое утро миску водянистой похлебки и сухую ячменную лепешку. Перед тем как войти, сквозь небольшое оконце в двери надзиратель требовал от девушки забиться в дальний угол камеры и сидеть там неподвижно, пока он, оставив еду, не выйдет в коридор.
Даже сейчас, когда жизнь казалась ей почти оконченной, Сусанну забавляла эта предосторожность. Можно было подумать, что ей, тонкой и хрупкой, удастся совладать в потасовке с сильным, вооруженным тюремщиком.
Когда той ночью ее привезли во дворец Мардука, один из жрецов пытался убедить ее сознаться, что она действовала по указке царевича Даниила, именуемого среди эбореев пророком. Он говорил, что судьи могут простить ее преступление, ибо этот самый царевич не так давно спас ей жизнь, и она чувствовала себя обязанной; что она так молода и неопытна и что ей не стоит гибнуть почем зря; что им все известно. Сусанна пыталась было протестовать, а затем умолкла и только глядела исподлобья на допросчика, не проронив больше ни звука. С тех пор о ней словно забыли, и лишь надсмотрщик, как бы между делом, бормотал, принося ей скудную еду, что, будь она поумнее да посообразительнее, не томилась бы здесь.
Сусанна проводила в полудреме большую часть дня. Каменный приступок, выполнявший здесь роль лежанки, был вечно холоден. Когда б не куцая соломенная подстилка, сырость каменной перины была бы и вовсе невыносима.
Шорох отодвигаемого засова вернул ее к яви. Она даже не успела повернуться к двери, как чья-то тяжелая рука прижала ее голову к лежанке, а вторая закрыла рот.
— Тихо, — прошептал неизвестный. — Даниил уже в столице. Он помнит о тебе и спасет. Будут предлагать бежать — откажись. — Неведомый гость сделал короткую паузу. — И не оборачивайся.
Прошло не больше одного мгновения. Незнакомец исчез, точно и не было его вовсе. Словно пригрезился он измученной одиночеством девушке. Сусанна уселась на каменной скамье. Нет, это ей не приснилось. Она пощупала свою щеку, все еще хранившую ощущение тяжелой мужской ладони. Кем бы ни был ночной гость, но к числу тюремной стражи он не принадлежал. Ладонь незнакомца пахла сандаловым деревом и еще каким-то дорогим благовонием. Девушка постаралась вновь до малейших деталей восстановить картину произошедшего. Так и есть! Голос нежданного посетителя показался ей странно знакомым. Она уже где-то слышала его раньше, хотя, как ни билась, не могла вспомнить где.
Даниил уже в городе! Это было невозможно, но если так… Сердце девушки застучало, словно требуя выпустить его, чтобы могло оно умчаться к тому, кому она так и не решилась сказать о своей любви.
Дверь вновь заскрипела. «Неужели уже утро?» — удивленно подумала Сусанна. По ее ощущениям, надзиратель должен был прийти еще не скоро. Но это был он, на этот раз без миски с едой.
— Тихо, девочка, — негромко проговорил он. — Тихо, или ты погубишь всех нас. Я на твоей стороне. Я слушал вашего пророка, и теперь я с вами!
Тюремщик говорил быстро и запальчиво, подходя все ближе:
— Он примчался в столицу.
Доверься мне, я отведу тебя к нему. До рассвета еще два часа. Стража либо спит, либо пьет вино и играет в кости. Никто не заметит, что ты исчезла. С утра я заявлю, что бодрствовал здесь всю ночь и не ведаю, куда ты пропала. Все сочтут это еще одним чудом, на которое Даниил большой мастак. Он вчера на площади такое устроил! Укроешься покуда у него, туда соваться поостерегутся.
Надсмотрщик ухватил Сусанну за руку так сильно, что ее запястье вмиг онемело. Она слушала в недоумении, не зная, верить ему или же неведомому гостю и его предостережению.
— Я не пойду! — наконец решилась Сусанна.
— Безумная! — уже громче выпалил страж. — Твоя жизнь в руках Верховного жреца. Это лишает Даниила возможности действовать. Ты нужна ему на свободе.
«Я нужна ему? — У Сусанны перехватило дыхание от неожиданного известия. — Неужели?!»
И все же она вновь проговорила упрямо, безнадежно пытаясь вырвать руку из живых клещей:
— Нет, я не пойду!