Но это было ясно и Дарию. Его войско по-прежнему серьезно уступало по численности армии фараона Камбиза. И потому, выслав на равнину кавалерию, чтобы беспокоить стрелами и дротиками боевые порядки врага, он не торопился приступать к решительной схватке. Он надеялся, что раздраженные этими блошиными укусами воины его двоюродного брата увлекутся преследованием и тем самым развернутся спиной к спешащему на подмогу Валтасару. Камбиз злился, пытался отсечь наездникам путь к отступлению, но по-прежнему топтался на месте, выжидая, что, быть может, его «нерешительность» заставит Дария атаковать первым.
Когда на склонах горы Фавор появились вавилоняне, армии Камбиза и Дария все еще оставались на своих местах.
Валтасар из-под руки наблюдал передвижение войск на равнине.
— Как именуется та крепость, где ныне лагерь Дария? — обернулся он к стоящему рядом Даниилу.
— Мегиддо, — склонил голову советник, повторяя услышанное на рассвете название, — Ар-Мегиддо.
— Тем, кто останется жив сегодня, надолго запомнится этот день, день битвы Ар-Мегиддона.
— Верно, мой государь. Каких только народов нынче здесь нет: и персы, и вавилоняне, и египтяне, и финикийцы, и эллины, и эбореи, и нубийцы.
— И даже вон скифы. — Валтасар кивнул на стоящего рядом Кархана. — Но к чему подсчеты? Вот он, настал твой час. Призовешь ли ты Бога своего, чтобы отвратить неотвратимое, или же мне приказать трубить атаку?
Даниил печально оглянулся. Вокруг в ожидании битвы стояли молодые, полные сил мужчины, приведенные сюда волей своих государей, дабы затопить багровым потоком эту зажатую меж гор равнину.
«Сколько ни поливай кровью мертвый камень, хлеб из него не вырастет», — подумалось ему. Он поднял глаза к небу. Великое множество ухеелей кружило меж гор в предвкушении царской трапезы. Что мог он сказать всем этим людям? К какой силе воззвать, дабы остановить бессмысленное кровопролитие? «Тем, кто останется жив, надолго запомнится день Ар-Мегиддона», — повторил он про себя.
Ему вспомнился прощальный взгляд Сусанны, ее слезы, ее тонкие пальцы на его плечах, заплаканные глаза эбореев, глядящих вслед уходящей армии.
— Я пойду, мой государь, — тихо, но очень внятно проговорил он. — И верю, что ЙаХаВа даст мне силу одолеть вражду царей и ярость воинств.
— Ступай, — с почтением поглядев на своего первейшего советника, негромко промолвил Валтасар. — И пусть твой бог дарует тебе победу!
Трубы загремели на горе Фавор, возвещая небывалое.
— Что они делают? — приподнялся в седле Камбиз. — Что это за слепец шествует неспешно там, где должны сцепиться львы? — Он закрылся ладонью от светящего меж облаков солнца. — Впрочем, кажется мне, я уже видел его. Не так давно он спас жизнь Валтасара, когда мой отец, среди прочих даров, пожелал угостить вавилонянина лидийской стрелой.
— Если прикажешь, мы захватим его, — надевая шлем, предложил Камбизу гарцующий рядом командир эллинских наемников.
— Повременим, — Камбиз покачал головой, — должно быть, Валтасар послал его что-то сказать нам.
Между тем Даниил остановился посреди равнины и заговорил громко, но без крика, срывающего голос:
— Небо сегодня завешено облаками, но тем, кто пришел сюда, уже не видеть его синим. Трава здесь пожухла, посерела и высохла, но тем, кто прольет нынче кровь, не увидеть ее зеленой. Тем, кто станет нынче кормом для ухеелей, не отведать более теплого хлеба, и молодое вино не наполнит его радостью…
— Странное дело, — пробормотал Камбиз.
— Должно быть, они хотят выиграть немного времени? — предположил командир гоплитов и пельтастов.
— Я не о том, — досадливо поморщился фараон. — Он стоит далеко, за чертою полета стрелы, однако же каждое его слово слышно так, будто говорится рядом.
— Возможно, это сама нимфа Эхо, истаявшая от любви к Нарциссу, развлекаясь, подхватывает его слова, — предположил воинственный эллин.
— Она забралась чересчур далеко от дома.
— …Господь вложил в вас искру пламени своего, любя всякого из вас, как дитя свое. Кто вы, чтобы загасить этот огонь? Помните ли о том хладе, который ждет вас, когда погаснет огнь любви в душах ваших? Когда хлад ненависти заледенит вашу кровь, и душа наполнится терзанием от невыразимой и бессловесной боли?
— Это все слова! Лишь слова! — отмахнулся Камбиз. — Не будем терять времени!
Он повернулся к командиру наемников.
— Твоя фаланга должна закрыть путь Дарию, нубийские всадники прикроют твои фланги, я же обрушусь на Валтасара, не дав ему развернуться на равнине. Он послабее моего братца, и, полагаю, хорошим натиском мне удастся обратить его в бегство. И вот тогда Дарию конец.
— …Неужели же никто не дожидается вас у далеких очагов, оплакивая сыновей, братьев и мужей своих, точно они уже мертвы? Подарите им радость вашей жизни!
— Трубите атаку! — скомандовал Камбиз.
Загремела медь на горе Гелвуй, грозным рокотом отозвались ей трубы на Кармеле и Фаворе.
— Да не прольется ныне кровь! Именем господним заклинаю! — отчаянным криком донеслось до слуха каждого, сжимающего в этот миг оружие.
И словно повинуясь воле Даниила, огромный утес, разбиваясь о который несла свободные воды горная речушка, откололся от грузного тела горы и с неимоверным грохотом рухнул в озерцо у ее подножия.