— Он ждал от него большего. Вот и сейчас, пусть даже и с пробитой головой, он должен был бы встать и идти. В конце концов, он выпил волшебное снадобье на рассвете и до следующего рассвета обязан просто излучать силу и энергию. Однако ни того, ни другого не было.
— Вот и все, — вновь тихо проговорил Гаумата. — Я покинул бога, и бог покинул меня. Это верно. Как же иначе?
Невдалеке в потемках раздалось тихое фырканье, затем недовольное ржание, затем еще одно, но уже иное по звучанию. «Это же кони, — с почти детским удивлением осознал беглый Первосвященник. — Кони моей колесницы! Их раздражают летающие вокруг ухеели, вот они и фыркают. Значит, колесница еще здесь!»
Из сумбура мыслей внезапно, как в прошлые времена, выступила единая и четкая: «Вперед! Главное сейчас — добраться до колесницы. Пусть медленно, пусть шагом — умные животные привезут меня к жилью. А там будь, что будет. Все лучше, чем издыхать от слабости».
Эта мысль придала Гаумате сил. На четвереньках, едва ли не ползком, он устремился туда, откуда доносились звуки, и, спустя несколько минут, обессиленно упав на дно колесницы, дернул вожжи.
Этот день Халаб очень хотел забыть. Забыть так крепко, будто и не было его вовсе. С самого рассвета все пошло не так. Сначала, вопреки его ожиданиям, не подействовало сонное зелье, добавленное им в напиток Энлиля. Вероятно, сила цветка Банга была столь велика, что Гаумата, вместо того, чтобы проспать день и проснуться аккурат к тому часу, когда он не сможет и слова толком молвить, устроил этакое светопреставление.
Велик Мардук! Слава ему, что, заметив Гаумату, жрец еще успел спрятаться в оросительном канале и просидеть в нем среди тины и пиявок несколько часов, пока не прекратилось это ужасающее кровопролитие, пока не были убраны трупы и темень не сгустилась над Вавилоном. Он прошмыгнул в ворота незаметной серой мышкой. Не подобает простым горожанам видеть будущего Верховного жреца облепленным грязью и тиной с ног до головы.
Он прошмыгнул в ворота незаметной серой мышкой. Не подобает простым горожанам видеть будущего Верховного жреца облепленным грязью и тиной с ног до головы.
Храмовая стража, узнав Халаба, сделала вид, что попросту не заметила его, и он был очень благодарен солдатам за эту неожиданную деликатность. Теперь, по сути, он был Верховным жрецом. Конечно, его кандидатуру должны были одобрить жрецы прочих храмов, но об этой формальности Халаб не беспокоился. Сложнее было другое. Как гласили храмовые летописи, за историю Вавилона дважды Верховный жрец умирал, не передав своему преемнику высоких таинств, знание которых было уделом одних лишь Верховных жрецов. Тогда пришедший на смену падал ниц перед золотым изваянием Мардука, моля снизойти к вернейшему из своих слуг и даровать тайные знания. То было прежде. Но сейчас Гаумата, возможно, был еще жив и не ступил на тот путь, который ожидал всякого утомленного треволнениями жизни Верховного жреца. Снизойдет ли Мардук к его молитве, откроет ли сокрытое под непроницаемым покровом тайн?
Он поднимался ступенька за ступенькой, устало опираясь на посох и, быть может, впервые в жизни осознавая, насколько высока лестница. Дверь золотого чертога наконец сиротливо заскрипела, впуская Халаба. Тот удивленно оглянулся. Прежде его не беспокоил этот скрип. Вообще, в облике поднебесного чертога было что-то новое, чуждое, незнакомое. Халаб перевел взгляд на изваяние Мардука и… ноги его подкосились.
Они стояли на городской стене, кутаясь в шерстяные плащи. Днем еще бывало тепло и солнечно, однако ночью поздняя осень брала свое. От реки тянуло сыростью и холодом.
— Я сделал, как ты просил, отец, — проговорил, глядя на плещущуюся внизу серую воду, тот, кто был повыше и помоложе. — Он, на радость всем, жив и здоров. Я спас его от яда, от кинжала и от копыт ламассу. Хотя, как ты сам понимаешь, этого не должно было случиться. Возможно, теперь ты объяснишь мне, зачем весь этот сыр-бор?
— Потому что так правильно, — отвечал ему второй, глубокий старец.
— Отец, я знаю, что ты мудр, но твоя манера утверждать, ничего не объясняя, меня иногда просто ставит в тупик.
— Ты прав, мальчик мой. Порой я бываю абсолютно невыносим, — согласно кивнул старик. — Но ведь, сам видишь, время действительно наступает.
— Да что ж все, в самом деле, вцепились в эту фразу, как дурень в погремушку? — возмущенно начал молодой.
— Вот-вот! Именно, как дурень! — донеслось из темноты. — Надеюсь, я не помешал?
— Мардук! Вот нежданная встреча! — сменил тему говоривший прежде.
— Слава тебе, о Вершитель судеб! — воздел руки к небу старец.
— Амердат, ради бога, оставь эти глупости, — на лице подошедшего ясно отразилась гримаса досады. — Не здесь и не сейчас!
— Вот не думал встретить тебя сегодня! — вновь заговорил сын Амердата.
— Я тоже не думал, — раздраженно огрызнулся Мардук. — Но, что делать, я теперь почти безработный! Этот фанатик, Гаумата, уничтожил Портал!
ГЛАВА 26
Даже самый большой силач не в силах удержать рой пчел в рукаве.
Французская пословица
Как гласила летопись Амердата: «В ночь, когда луна укрылась за облаками, дабы не видеть злодейского кровопролития, и дождь оплакал тех, кому предстояло вскоре покинуть сей мир, царевич Камбиз обрушился на спящий лагерь египтян со всеми ратями своими.