— Все складывается более чем удачно, — тихо говорил один из них с ясными, необычными для жгучего брюнета синими глазами. — Поход, конечно, случился вовремя. Отсюда до камеры перехода не более пятнадцати миль.
— По прямой, — поправил командира экипажа, штурман. — А так и все двадцать пять будет.
— Не важно, — отмахнулся Ральф Карлсон. — Главное, что мы сегодня же сможем добраться до камеры и отбыть на Базу.
— Только осторожно, — чуть слышно напоминал командир скифской стражи. — В горах полно лидийцев. Дли них вы — не экипаж катера, да и я — не агент Института. А камни и стрелы в этом мире действуют так же, как и в нашем.
— К черту! — хмурился пилот. — Мы не можем стоять здесь вечно. А каждый шаг по этой вашей Царской дороге будет лишь отдалять нас от цели.
— Я помню об этом, — качал головой Руслан Караханов. Я постараюсь отправиться с вами на разведку сегодня же, а дальше…
— Понятно, — штурман улыбнулся, точно ему пообещали большой кусок пирога, — спишем на боевые потери.
— Что-то вроде того, — подтвердил скиф.
Покидая Вавилон, Намму тешил себя робкой надеждой, что явившийся ему в ночи призрак останется дожидаться его в апартаментах царского дворца.
Покидая Вавилон, Намму тешил себя робкой надеждой, что явившийся ему в ночи призрак останется дожидаться его в апартаментах царского дворца. Действительно, разве не мог он с пьяных глаз обознаться, разве не мог это быть какой-нибудь царедворец времен Навуходоносора, удавленный в этих же покоях?
Но его робким надеждам было суждено растаять в первую же походную ночевку. Призрак, видимо, не нуждался в свойственном его собратьям постоянном месте обитания. Он явился вновь, все еще довольно туманный, однако уже более четкий, чем в первый раз. На следующую ночь все повторилось, однако теперь черты лица пришельца из загробного мира были вполне различимы. Он смотрел на Даниила, будто хотел ему что-то сказать, но не мог разомкнуть губ. Каждый раз облик белесого гостя становился все явственнее, и Намму терзало грозное предчувствие, что очень скоро призрак заговорит с ним, и речь его прозвучит неумолимым приговором святотатцу и лжецу.
Последние дни измученный бессонницей Даниил старался вздремнуть днем где-нибудь в обозной арбе или конных носилках. Он то и дело испуганно просыпался, оглядываясь, не появится ли над его импровизированным ложем бледный силуэт мертвого незнакомца.
«Чего он хочет от меня? — стонал Намму, вцепляясь себе в волосы. — Я пальцем его не тронул. Я завалил тело его камнями, дабы не досталось оно ухеелям. Да, я взял его проклятую суму, будь она неладна! Но ведь мертвецу она все равно была ни к чему! Ведь я же не ограбил захоронение!»
Но все заклинания недоброй судьбы были напрасны.
Очень скоро Валтасар подметил усталый вид и глубокие черные тени, залегшие под глазами советника, и велел тому больше отдыхать, не утруждать себя попусту. Если бы только Даниил мог! С какой бы радостью он спал по ночам, а днем наслаждался созерцанием величественных предгорий. Но армия продвигалась все дальше, и призрак становился все явственнее и холоднее.
«Надо уходить», — подумал Намму, разглядывая появившиеся на горизонте очертания снежных вершин. Выросший в местах, где каменные громады возвышаются со всех сторон, Намму интуитивно воспринимал горы, как лучшее убежище от невзгод и опасностей, какое только можно придумать. Находясь в вавилонском лагере, он с тоскою всматривался в поросшие лесом склоны, повторяя себе раз за разом: «Надо уходить».
И впрямь, ну какой из него пророк? Так, пара совпадений да бойкость ума — вот и все, чем он может похвастать. Разве можно всерьез считать это божьим даром? А что, если призрак истинного пророка послан ему в знак кары за непомерную гордыню? Быть может, он оставит его, если, бросив здесь все нажитые обманом богатства, презрев звания и почести, уйдет Намму, куда глаза глядят?! Уйдет, как и пришел, в жалком рубище, без обола за душой. Он хотел посоветоваться о своем решении с Карханом, но с сожалением узнал, что командир царских телохранителей отправился на разведку вместе со светлоглазыми гиперборейцами.
«Не судьба, — вздохнул Намму. — Видно, уж предначертано так!»
Он не стал заходить в царский шатер. Наверняка бы Валтасар счел доводы ближайшего советника блажью. Да и что, собственно говоря, мог сказать он сейчас вавилонскому царю?
Наступает время принимать решение. Если поросль его обмана должна быть вырвана с корнем, то она должна быть вырвана сейчас! Намму оставил в своем шатре златотканое одеяние царского советника и, взяв копейное ратовище [30] вместо дорожного посоха, устремился прочь из лагеря.
Телохранители привычно было двинулись за ним, но он остановил их решительным жестом, пафосно закатив глаза и объявив:
— Я должен побыть один.
Мне нужно говорить с богом. Он сам защитит меня лучше всех вас и всех армий Валтасара и Кира!
Недремлющие стражи, караулившие въезды в лагерь, конечно, немало удивились, увидев пророка, бредущего, точно последний нищий, в простых сандалиях и с посохом в руке. Но ведь на то он и пророк, чтоб смысл деяний его для обычного ума был темен и неизъясним.