— Что ж, пусть войдет, — принимая из рук подоспевшего слуги приготовленные одеяния, кивнул он.
Хранитель божественных покоев неслышно исчез за дверью, не забывая кланяться и прижимать руки к груди. Халаб появился спустя мгновение, даже не успев стереть с лица досадливого раздражения. «Должно быть, он долго ждал», — взглянув на своего подручного, решил Гаумата.
— Что заставило тебя подняться в такую рань? — приветствуя утреннего гостя, спросил Верховный жрец.
— Я еще не ложился, мой господин, — устало ответил Халаб. — Я приходил немного за полночь, однако твой сторожевой пес сказал, что будить хозяина не велено.
— Да, это так, — подтвердил свое распоряжение наместник Мардука. — Но раз уж приходил, поведай мне, что же случилось столь важного, что ты примчался сюда ночной порой?
— Засада, которую я поставил по твоему указанию… — начал Халаб.
— Полагаю, она удалась? — настороженно уточнил Верховный жрец.
— Вовсе нет, — его подручный печально вздохнул, — увы. Вначале дело шло, как по писаному. Арах заманил Даниила в ловушку. Один из стражников заколол Араха, чтобы при случае свалить его смерть на эборея. Но этому ловкачу удалось выскользнуть из западни и бежать.
— Но мы же предусмотрели этот вариант. — На скулах Гауматы начали ходить тугие желваки.
— Да, это так, — подтвердил Халаб. — Добыча не свернула с проложенной для нее тропы. Даниил устремился к Суру. Между ними началась потасовка, и наши люди почти схватили его возле дома второго свидетеля по делу Иезекии бен Эзры. Но тут произошло непредвиденное.
— Опять божественное вмешательство? — зло нахмурился Гаумата.
— Я бы не сказал, — невольно усмехнулся помощник. — Каким-то невероятным образом там оказался царевич Дарий, племянник недавно погибшего Кира.
— Дарий? — с удивлением, почти ужасом, переспросил Верховный жрец. — Что делает он в Вавилоне, да еще рядом с Даниилом?
— Мне это неведомо. Примчавшись на шум боя, к нашей печали, Дарий сразил всех трех стражников. Затем прибежал караул от ворот Сина. Дарий назвал им себя. Далее царевич Даниил приказал страже взять Сура и сопровождать их с Дарием во дворец.
— Стало быть, засада у дворца…
— Они не решились напасть на стражников. Ведь предполагалось, что возвращаться будет лишь Даниил.
— Так, значит, Сур теперь в руках у Даниила? — медленно произнес Гаумата, размышляя вслух.
— Я шел с этим ночью, но стража не допустила меня…
— Ты уже говорил об этом, — поморщился наместник Мардука.
— Это так, о мудрейший. Но вероятно, если бы я своевременно довел до тебя весть о пленении Сура, мне бы не пришлось сейчас говорить о том, что на рассвете дворцовая стража препроводила к Даниилу известную тебе Кору из храма Иштар.
— Вот как? — Лицо Гауматы резко помрачнело. Утро нового дня обещало неприятности еще большие, нежели те, что принес день прошедший.
Если Даниил велел доставить к нему двойника Сусанны, значит, ему известна вся подноготная затеи с «мятежом эбореев». Или не вся? Верховный жрец досадливо поглядел на подручного, стараясь не выказывать переполняющую его тревогу.
— Скажи мне, Халаб! Скажи, как верный друг. Пока я спал, ты наверняка что-то придумал?
— Немного, мой господин. Куда уж мне тягаться с вашим светлым разумом, которому сам Мардук дарует ясность?
— Ну-ну, к чему все эти слова? Расскажи скорее, что ты надумал?
— И Арах, и Сур, и Кора, и мертвый жрец, если вам угодно далее именовать его жрецом, причастны к делу лавочника Иезекии.
— И что же? — нетерпеливо спросил Гаумата.
— Все это дело затеял коварный Нидинту-Бел, дабы отомстить Сусанне и ее семейству. Но, сам того не желая, он разворошил осиный улей. Да, Иезекия, быть может, и невиновен. Хотя сказать об этом наверняка не представляется возможным. Но «Дыхание Мардука» обнаружено в тайнике в комнате Сусанны. Нападение на тюрьму может подтвердить великое множество людей, да и все остальные. — Халаб сделал красноречивый жест, демонстрирующий очевидность обвинения.
— Ну, говори же, говори! — вновь заторопил Гаумата.
— Рассказывают, что если крупный хищник попадает лапой в поставленный для него капкан и не может освободиться от него, он отгрызает свою лапу, невзирая на боль и тяжесть утраты, только бы вернуть свободу.
— О чем ты, Халаб? Чью лапу ты предлагаешь мне грызть?
— Валтасар уже близок. Не сегодня-завтра он будет здесь. В честь его победы можно выпустить на свободу несколько десятков несчастных, чья вина не слишком велика или время пребывания в застенках подошло к концу. Среди прочих может быть отпущен и Иезекия. Тем самым мы как бы говорим: «Мы не стали выяснять, убивал Иезекия или нет. Даже если и впрямь убивал — разум его в тот миг был помутнен отцовской любовью и негодованием. Ради мира в городе и в знак великой победы Мардук прощает несчастному его деяние, ибо милость бога безгранична!.» Что же касается остальных, то они к делу Иезекии прямого отношения не имеют.
— Но, едва оказавшись на свободе, Иезекия бросится к Даниилу, к Валтасару.
— Пока его дочь в наших руках, — усмехнулся Халаб, — никуда он не бросится. Ему следует доступно объяснить это.
Гаумата свел брови на переносице, обдумывая услышанное.