— Хм. — Я недопонимала чего-то важного, ускользавшего от меня. — Значит, все твои выводы об отце построены вовсе не на достоверной информации, а только на злословии окружающих?
— Да… — Ланс недоуменно примолк. — Разве этого мало? Мать точно изгнали из отчего дома после того, как она родила меня. Она молчала о своем позоре до тех пор, пока беременность не стала слишком заметной.
— Ты знаешь, из какой семьи происходила твоя мать?
— Да.
— Тогда нужно будет попробовать разобраться в твоей истории — на мой взгляд, в ней слишком много нестыковок.
— Ладно. — В голосе полукровки прозвучала признательность. — Ты и Огвур, в общем-то, единственные, кто не смотрит на меня свысока и не отзывается обо мне пренебрежительно.
— Глупо и недостойно оценивать человека не на основании его личных качеств, а только на основании каких-то домыслов о происхождении, — опережая меня, сформулировал Огвур, идущий за Лансом и обладавший, как я это уже не раз замечала, отменным слухом.
— И вам обоим безразлично, что я незаконнорожденный? — недоверчиво спросил Ланс.
— Да хоть сын гоблина и кобылы, — усмехнулся Огвур. — Все равно ты хороший парень и наш друг!
Я не нашла, что еще можно добавить к словам орка, но в полумраке нашла руку полуэльфа и крепко ее пожала. Дрожащие, горячие пальцы Ланса робко ответили на мое пожатие.
— Так что ты хотел спросить? — Я вернулась к невысказанному вопросу.
— А, — полукровка старался вспомнить сбитую мысль, — я хотел узнать, почему ты думала, что барон опознает твой кулон?
— Я не была уверена в своей догадке, но надеялась, что ему знакома вещь, которую я ношу с рождения и подобная которой есть и у моего брата. Барон, — громко позвала я.
— Да, ваше высочество, — немедленно откликнулся де Кардиньяк, замыкавший наш маленький отряд.
— Господин барон, расскажите, пожалуйста, о Камне Власти и кулонах наследников.
— В тронном зале королевского дворца находится огромный изумруд, — тут же услужливо начал Пампур, — никто не знает, кем и когда он был установлен. Но известно одно: как только у очередного короля рождается наследник или наследники, от Камня сами собой откалываются куски, которые принцы и принцессы и носят в качестве кулонов до тех пор, пока не назревает момент передачи престола. При проводимой церемонии все осколки прикладываются к Камню Власти. Но обратно камень принимает всего лишь один, отторгая прочие, владелец которого и становится новым королем или королевой. Существует предание, гласящее о том, что Камень сам выбирает самого достойного претендента, каким-то неведомым образом оценивая его физические и духовные качества.
— И не обязательно им станет старший из королевских детей? — поинтересовался Огвур.
— А вот это совершенно верно, — подтвердил барон.
— Если я все правильно понял, то Камень сам выберет, кто будет править — Ульрика или ее брат? — переспросил Ланс.
И вновь барон утвердительно кивнул головой.
— Мы пришли! — возвестил Вин, останавливаясь у одной из камер. Дверью в это помещение служила не железная решетка, а настоящая деревянная створка с массивным замком, который открыли ключом, хранившимся в кошеле на поясе у Сугуты. Вин вошел первым и укрепил факел в настенном кольце, освещая крохотную каморку. Я склонилась над лежащим на топчане человеком, стараясь рассмотреть его черты. Совсем молодой мальчишка, болезненно бледный и худой, с давно нечесаными бесцветными волосами. Нос картошкой, узкий лягушачий рот. И правда, обычный деревенский парень. Но уж слишком неприметный, слишком не запоминающийся. Интуиция подсказывала мне, что все здесь не так просто, как казалось на первый взгляд.
Парень открыл глаза, которые оказались мутно-серыми. Опять — никакие глаза. И взгляд никакой, ничего не выражающий. Ни испуга, ни удивления, ни вопроса не отражалось в этом взгляде. Только безразличие и тупость.
Я подтянула ногой кривую табуретку, имеющуюся в камере, и села около пленника. Мои спутники подпирали стены, с интересом наблюдая за предпринимаемыми мной действиями. Пленник остался безучастно лежать на одеяле, не сводя с меня водянистых, ничего не выражающих глаз.
Он мне не нравился. Я не могла объяснить странной антипатии, испытываемой по отношению к этому парню, но факт оставался фактом, заставляющим меня считаться со своими ощущениями.
— Его что, пытали? — спросила я Сугуту, не отводя глаз от пленного и наблюдая за его реакцией.
— Да! — виновато проблеял старик. — Негодяй не хотел говорить.
— И что он сказал под пытками?
— Немного, — признал Вин. — Он почти ничего не знает. Он рекрут, новобранец, и доставка этого письма — его первое задание, которое он так бездарно провалил.
— Разве провалил? — скептически хмыкнула я. — А мне кажется, он выполнил его блестяще!
Яркая искорка на мгновение мелькнула в глубине серых глаз пленника. Мелькнула и погасла. Или, может, это был всего лишь отблеск пламени факела?
— Как тебя зовут? — Я обращалась к узнику.
Парень упрямо молчал.
— Говори, мерзавец, или я снова вздерну тебя на дыбу, — пригрозил Вин.
Бледные губы пленника нехотя разжались:
— Ивэн. — Голос без интонаций назвал обычное имя.
— Откуда ты и кто вручил тебе это письмо? — продолжала допрашивать я.