— Красоту отдашь? — мигом оживилась Хаос.
— Забирайте!
— А любовь? — хитренько спросила Свет.
На мгновение я вспомнила Генриха, потом поморщилась от неприятных сцен, возникших в воображении.
— Отдаю!
— А власть, титул? — сделала ход Оружейница.
— О, этого и подавно не надо, забирайте!
— Дружбу отдашь? — продолжала наступать Тьма.
Дружбу, конечно, стало жаль до слез. Дружба — это, кажется, вообще единственное стоящее, что у меня случилось в этой никчемной жизни. Но за жизнь брата…
— Забирайте и дружбу!
— Так, что там у нас еще осталось? — размышляла Хаос.
Но за жизнь брата…
— Забирайте и дружбу!
— Так, что там у нас еще осталось? — размышляла Хаос. — А жизнь отдашь?
Меня рассмешили их мелочность и торгашество. А еще демиургами называются!
— Вы уже забрали у меня дружбу, власть, красоту и любовь. Так ради чего мне дальше жить? Если обещаете оживить брата, и он получит все то, что я отдала вам, то можете забирать и саму жизнь!
Сестры радостно защебетали и захлопали в ладоши:
— Обещаем, обещаем!
— По рукам! — улыбнулась я.
Четыре тени сблизились и начали что-то тихонько обсуждать. Прения продолжались довольно долго. Мне показалось, что они выбирают наиболее увлекательный способ моего умерщвления. Один раз кто-то из них даже расхохотался в голос. По-моему, это оказалась самая жестокая — Хаос.
— Здорово! — выкрикнула довольная Свет.
— Вот это будет Игра! — громыхала Оружейница.
Значит, и она от меня отступилась? Но мне уже на все наплевать.
— Мы пришли к единогласному решению! — наконец-то объявила Хаос. — Принцесса, ты не передумала?
— Нет! — Я устала ждать приговора, поэтому радовалась окончанию дискуссии. — Я не передумала! Если мой брат будет жить и получит все, то — убивайте!
Демиурги снова засмеялись непонятно по какой причине.
Зеленый водоворот закружился, начал сжиматься в кольцо огненной боли. Мерцающая жидкость заливалась в нос и уши, я задыхалась и захлебывалась. Меня словно пропускали через литейный пресс — все мои кости скрипели и трещали. Голоса Великих назойливо вились вокруг:
— Зачем ты отказалась от судьбы, которую мы для тебя выбрали? — допытывались они. — Ты могла бы стать королевой Нарроны, баронессой де Грей, леди Астор… даже богиней… Ты могла выбрать любое королевство и любого мужчину! Но ты так упряма…
— Отстаньте! — яростно отмахивалась я. — Не хочу становиться вашей игрушкой! И титулы ваши мне ни к чему. Жила Сумасшедшей принцессой и умереть предпочту, только оставаясь самой собой — Сумасшедшей принцессой…
Кажется, я орала от боли. Кажется, я поносила своих мучителей самыми отборными ругательствами. Кажется, они, очевидно, внимательно наблюдавшие за увлекательным процессом моего медленного умирания, визжали от удовольствия, доставляемого необычайным зрелищем.
Перед тем как перестать что-то чувствовать, я успела подумать — говорят, что рождаться — нестерпимо больно. Наверно, врут! Похоже, умирать — намного больнее!
Тонкий, надоедливый звук настойчиво ввинчивался в мозг, раздражая и выводя из забытья. Я попыталась идентифицировать природу досадной помехи, да так и не смогла. Вроде, что-то знакомое, ранее уже где-то слышанное. Вполне вероятно, источником звука мог являться человек, любящий излишнюю суетливость. Я поморщилась: вот уж точно — не дадут умереть спокойно. Так, а это уже интересно — звук явно не ассоциировался с предсмертной агонией. Наоборот, пробуждал воспоминания о ком-то очень живом, полном неуемной молодой энергии. Я напряглась и прислушалась. Многочисленные разрозненные неприятные звуки начали складываться в один женский, немного визгливый голосок.
— А если она не проснется? — жалобно канючил он прямо над моим ухом. — Она уже неделю в таком состоянии!
Гм, теперь я точно опознала говорившую.
Это наша крошка баронесса, воительница золотой скалки, Анабель де Кардиньяк — собственной персоной.
— Дорогая! — успокоил девушку второй голос, явно принадлежавший мужчине. — Саймонариэль сказал, что Ульрика вне опасности. Она просто спит. А к мнению учителя стоит прислушаться.
— А если он ошибается? Вдруг она умрет? — продолжала недоверчиво ныть Анабель.
— Дорогая! — терпеливо увещевал девушку мужской голос. — Она крепка душой и телом. И уж поверь мне, убить такого живучего человека — очень сложно.
Хм, оригинальная теория. Правдоподобная, и главное — полностью совпадающая с моими выстраданными персональными взглядами на жизнь. И голос приятный — мягкий, спокойный, музыкальный. Мне определенно начинал нравиться уравновешенный собеседник баронессы. До такой степени начинал, что захотелось увидеть его собственными глазами — тут же, немедленно. Одновременно с этим до меня наконец-то дошло, что на умирающую я сейчас не очень-то и похожа. Все слышу, даже чувствую дуновение прохладного ветерка (не иначе как в комнате открыто окно), ощущаю шелк простыни и мягкость подушки под головой. А вместе с осознанием факта своего выживания пришел испуг: неужели демиурги меня обманули?
Следующие звуки, долетевшие до моего слуха, удивили странным чмокающим фоном. Я рывком подняла ресницы. Яркий свет ударил по зрачкам. Я вскрикнула.
Лучики света отражались от изумрудной короны — моей короны — на голове красивого юноши, целующего баронессу. Анабель, стоявшая с одной стороны кровати, на которой эффектно возлежало мое многострадальное тело, накрытое покрывалом, расшитым гербами Нарроны, — самозабвенно целовалась с юношей, стоявшим по другую сторону кровати. Встав на цыпочки, влюбленные потянулись друг к другу и умудрились соприкоснуться губами над самым моим лицом. Мой внезапный вскрик вспугнул парочку, от неожиданности чуть не рухнувшую поверх умирающей принцессы, а точнее — меня.