Внимательно наблюдающий за мной Генрих усмехнулся уголком алых губ. Именно в тот момент стало заметно, что напряжение, до этого держащее сильфа в своих цепких лапах, неожиданно покинуло его. Он взял кувшин с вином, понюхал узкое горлышко, приподнял черную бровь и, секунду посомневавшись, разлил вино по оловянным бокалам, услужливо предложенным нам взамен обычных глиняных кружек.
— Не знаю, насколько плохим окажется вкус этой кислятины, выдаваемой хозяином за эльфийское, но наверно это сейчас и не важно. Потому что, — тут он перегнулся через стол и понизил голос, — потому что твои последние слова заслуживают того, чтобы за них можно было выпить любую бурду, хоть незначительно более крепкую, чем обычная вода, — и Генрих впихнул в мою судорожно сжатую руку наполненный до краев бокал.
Еще не осознав до конца смысла его слов, я поднесла вино к губам. Но тут страшная, крамольная суть фразы дошла до моего воспаленного сознания, и я, благополучно расплескав так и не распробованное мной эльфийское, вскочила с места.
— Ты чего? — сдавленно прохрипела я. — Ты сам-то понимаешь, что говоришь?
— Сядь, прошу тебя! — Генрих досадливо поморщился и потянул меня обратно за стол. — На нас уже обращают внимание!
Уже после того как я все-таки выпила вино, на самом деле оказавшееся совсем не таким гадким, как это предположил Генрих, я вспомнила загадочные вещи, высказанные совсем недавно полупьяной тетушкой Чумой, и, может быть, излишне эмоционально, но точно и коротко изложила барону свою необычную историю. Сильф внимал, затаив дыхание, не перебив меня ни разу и, кажется, даже особо не удивляясь. Лишь нервный жест, которым он непрерывно подкручивал свои тонкие усики, выдавал его волнение. После того как я умолкла, он некоторое время сидел молча, задумчиво барабаня пальцами по деревянной столешнице. К тому уже весьма позднему времени бльшая часть посетителей покинула обеденную залу «Жареного карася». Хозяин притушил свет ламп, и мы могли больше не опасаться, что наш странный разговор будет кем-то услышан. Как я заметила, Генрих не случайно выбрал самый дальний столик, поэтому теперь, когда мы остались почти одни, он снял маску, закрывавшую его лицо, и снова явил мне удивительное сочетание красоты и безобразия.
— Посмотри на меня, — неожиданно сказал он, и я невольно вздрогнула от интонаций, появившихся в его проникновенном голосе, — а вдь когда-то сильфы были так прекрасны, что даже сами эльфы испытывали жгучую зависть к нашей красоте…
— Так что же с вами случилось? Неужели ты тоскуешь по утраченной красоте? — удивилась я.
— Нет! — Генрих гордо вздернул подбородок.
— Нет! — Генрих гордо вздернул подбородок. — Я скорблю лишь о страшной доле тех, на чью сторону мы встали в войне, проигранной много столетий назад. И о жестокости победителей, навечно наказавших нас клеймом уродства за наш выбор и наше нежелание покориться недостойным господам.
— За кого вы воевали, Генрих? — спросила я, уже не сомневаясь в ответе, который мне предстояло услышать.
— За Пресветлых богов, — ответ сильфа был полон горечи, — проигравших демонам-ученикам, посмевшим поднять руку на своих учителей. Демоны победили подлостью, отобрали у богов истинный облик и заточили их в Озере Безвременья. А теперь жестокостью и обманом лже-боги правят этим миром.
— А Игла?
— Только Игла может сокрушить власть лже-богов!
— В руках женщины из проклятого рода? — полуутвердительно-полувопросительно предположила я.
— Да! — подтвердил Генрих. — Именно об этом гласит пророчество на стенах Пещеры Безвременья, ставшей последним убежищем моего народа.
Тяжело вздохнув, я откинулась на стену за спиной и язвительно рассмеялась. Отправившись на выручку к брату, я вовсе не предполагала, что попутно мне придется совершить сущие мелочи — всего-то лишь победить зарвавшихся демонов и спасти мир…
Глава 5
Огонек свечи в руке Генриха выписывал замысловатые фигуры, пока мы поднимались по лестнице, ведущей на второй этаж. Ужин завершился замечательно. Наш тучный, краснолицый хозяин охотно присоединился к засидевшимся щедрым гостям. А после того как эльфийское закончилось, предложил нам продегустировать настойку, изготовленную по рецепту, передающемуся в их семье от отца к сыну уже на продолжении нескольких поколений. Отдающая чабрецом и мятой, настойка оказалась неожиданно коварной и на редкость забористой штукой. Почти не затрагивая мыслительных процессов, она поразительным образом, намного более эффективным, чем подрезание сухожилий, снижала способность к самостоятельному передвижению. Проще говоря — валила с ног. Наиболее беспомощным в этом плане оказался барон, стойко не поддавшийся парам эльфийского, но бесславно капитулировавший перед гениальным творением нашего хозяина. Трактирщик, тоже порядком захмелевший, любезно предложил Генриху последнюю пустовавшую комнату для гостей на втором этаже своего славного заведения и даже распростер любезность настолько, что вызвался лично помочь мне транспортировать пунктирно передвигающегося барона в отведенные ему апартаменты. Мы уже поднялись на лестничную площадку, когда сильф громогласно заявил о своем желании познакомиться с Тимом. Даже не беря в расчет наши слабые протесты, он попросту завернул меня и гостеприимного хозяина (повиснув на наших плечах всей своей немалой массой) в сторону снимаемой мной комнаты и, распахнув дверь пинком ноги — картинно нарисовался в дверном проеме.