Я молчала, счастливо улыбаясь в полумраке, пытаясь унять бешеный стук сердца, грозившего выскочить из груди.
— Ульрика! — снова прервал молчание Генрих. На этот раз в его голосе звучали требовательные хозяйские нотки. — Мы должны быть вместе! Ты нужна не только мне, ты нужна моему несчастному народу! Ведь они до сих пор заперты под землей, и лишь ты можешь их освободить!
— Что? — возмущенно закричала я. Никогда в жизни я не сталкивалась с подобной болью, с подобным разочарованием. — Так вот зачем понадобились все эти нежности и поцелуи! Ты просто хочешь использовать меня! О-о-о-о-о! — Я бессильно сжала кулаки, испытывая неодолимое желание умереть, рыдать в голос, крушить все вокруг. — О, если бы ты просто, без излишних церемоний попросил моей помощи, я бы ни в чем тебе не отказала, я бы сделала все возможное и невозможное! Но так, таким образом…
Я выпрыгнула из его объятий, запахнула разорванную одежду и отступила к двери:
— Как ты мог? Это так низко, так недостойно настоящего мужчины! Я почти поверила в искренность твоих слов! Я тоже хотела ответить, что люблю тебя!
— Милая! — Барон вскочил с кровати.
— О, если бы ты просто, без излишних церемоний попросил моей помощи, я бы ни в чем тебе не отказала, я бы сделала все возможное и невозможное! Но так, таким образом…
Я выпрыгнула из его объятий, запахнула разорванную одежду и отступила к двери:
— Как ты мог? Это так низко, так недостойно настоящего мужчины! Я почти поверила в искренность твоих слов! Я тоже хотела ответить, что люблю тебя!
— Милая! — Барон вскочил с кровати. — Клянусь жизнью, ты все поняла неправильно! Я люблю тебя всей душой!
— Не верю! — рыдала я, обхватил себя руками и раскачиваясь из стороны в сторону. — Я знаю, что мое лицо не может внушить настоящего чувства. Твое поведение продиктовано заботой об интересах своего народа….
Генрих шагнул за мной, раскрывая объятия, но я увернулась и гордо вскинула голову. Слезы разочарования высохли:
— Барон!
Генрих содрогнулся от ледяной язвительности моих интонаций.
— Прошу вас, оденьтесь! Меня не проймешь этим! — Я насмешливо указала пальцем на его наготу. — Умоляю вас барон, сохраните хотя бы каплю достоинства!
— Любимая! — со слезами в голосе позвал де Грей.
Но я развернулась на каблуках и, держа спину очень прямо, не оборачиваясь, вышла из комнаты.
Потом я переоделась и долго сидела на балкончике второго этажа, прижавшись к каменным перилам, пытаясь остудить пылающий лоб прикосновениями холодного мрамора. Черный покров ночи давно опустился на город, неся прохладу, такую приятную после жаркого дня, и умиротворяющий покой. Всем, кроме меня. Старые груши в дворцовом саду, окружавшие тихий потаенный пруд, раскинули пышные ветви, отягощенные грузом созревающих плодов. Осенью, на кухне, станут варить золотистое, духмяное варенье, подобно тому, как из года в год это проделывали в поварне замка Брен. Приближающаяся осень обещала стать мирной и урожайной. «Если я не дам Ринецее времени отдохнуть и собраться с силами!» — напомнила я себе. У меня же времени на отдых не было совсем. Мои глаза в очередной раз оторвались от разглядывания природных красот и, как притянутые магнитом, вернулись к холмику Незримой башни. В чем секрет неведомой магии? Что ускользало от нашего внимания? Я чувствовала, что отгадка находится где-то рядом.
— Мелеана, ты опять не спишь? — громко зевнул полуодетый Огвур, выходя на балкончик. — Поберегла бы ты свое драгоценное здоровье.
— Не спится мне, тысячник. Слишком уж во дворце душно, — пожаловалась я. — А как Ланс себя чувствует?
— Да спит он сладко, — в голосе орка промелькнула плохо скрытая нежность.
Я давно уже перестала вдаваться в подробности странной дружбы двух мужчин. В конце концов, в чужую личную жизнь лезут те, у кого нет своей. А мне бы для начала со своими проблемами разобраться не мешало.
Белый Волк снова зевнул и облокотился на парапет, как и я — рассматривая уснувший город.
— О ней думаешь? — он мотнул головой в сторону злополучного холмика.
— О ней! — призналась я.
Со стороны ворот послышалась громкая перебранка, скрип открываемых засовов и звонкое ритмичное постукивание лошадиных подков по каменной мостовой.
— Ишь, ты, — вытянул шею заинтригованный Огвур, — Генрих куда-то сорвался! Это в полночь-то! Сбрендил он, что ли? На караульных наорал, приказал открыть ворота и помчался галопом, словно за ним гоблины гонятся!
— Сволочь он! — сердито буркнула я, не поднимая головы.
— Пусть уматывает!
— Неужели поругались?
— Любовь зла, — с неожиданной горечью выдавила я. — Вот козлы этим и пользуются!
— Ясно! — многозначительно протянул орк. — Фраза есть хорошая на этот счет — милые бранятся, только тешатся!
— Да иди ты! — Я всерьез замахнулась на насмешника.
— Иду, иду! — покорно согласился мудрый друг, покидая балкончик.
Уже из глубины темной комнаты до меня долетел его тихий голос:
— Прогнала, значит, барона? А ведь он тебя любит! Сама-то потом жалеть не будешь?
Я швырнула ему вслед серебряный кубок, с грохотом покатившийся по паркетному полу. Сердце подсказывало мне, что я обошлась с Генрихом слишком сурово. А что, если я больше никогда его не увижу?