— Знай, мальчик мой, — проникновенно продолжила Смерть, дружески обнимая Генриха за плечи, — я прихожу к каждому в том обличии, которого он заслуживает. Ведь именно момент смерти и становится чаще всего отображением самой сути краткого земного существования ваших физических оболочек. Крайне редко человек способен принять смерть достойно, если жизнь его была подобна прозябанию жалкой, пресмыкающейся твари. А яркий миг смерти, по сути — лишь способ высвобождения бессмертной души и является началом нового витка нашего развития. Запомни, — тут Смерть перешла на едва слышный шепот, — величайшая тайна жизни состоит в том, что даже истинные боги жили когда-то в облике простых смертных. А значит, в каждом из вас дремлет потенциальный бог…
Генрих недоуменно внимал этим откровениям, едва понимая их смысл. Но в следующий миг Смерть опомнилась и, пытаясь скрыть неловкость, вызванную собственной болтливостью, шутливо потрепала мальчика по голове, взъерошив его и без того спутанные волосы:
— Ты действительно почти не уступаешь ростом взрослому мужчине. Впрочем, им ты станешь намного раньше, чем тебе этого хочется.
И опять Генрих не смог постичь потаенного смысла услышанных им слов.
Зачастую пластичный детский разум, как губка впитывающий все новое и необычное, не в силах успеть за форсированным развитием своего физического тела. Но, возможно, именно эта способность разума и является той защитной реакцией, которая спасает от губительного перегрева хрупкую субстанцию, называемую человеческой душой. Будь Генрих взрослым человеком, он, скорее всего, не сумел бы устоять перед натиском суровых испытаний, обрушившихся на его неокрепший детский рассудок. Детям свойственно значительно проще воспринимать многое из того, от чего сходят с ума взрослые люди. Но, несмотря на преждевременную физическую зрелость и огромную ответственность перед своим народом, которую налагали на него унаследованные имя и титул, барон оставался всего лишь наивным десятилетним ребенком.
Поэтому произнесенный им вопрос прозвучал вполне естественно:
— Так, значит, я умер? — доверчиво спросил Генрих.
— Хм, а с чего это ты так решил? — в свою очередь удивилась Смерть.
— Но вы же не приходите к живым.
— Логично! — усмехнулась Смерть. — Но для тебя я решила сделать исключение. Ты должен помочь моей сестре…
— А кто она, ваша сестра?
— Я думала, что такой умный мальчик мог бы и сам догадаться. — Смерть не скрывала своего разочарования. — Конечно, богиня Аола…
— Дарующая жизнь? — Юный Повелитель сильфов не верил собственным ушам.
— А что в этом такого? — Смерть пожала плечами. — Это вполне очевидно. Ночь и день, свет и тьма, добро и зло, красота и уродство, жизнь и смерть — всего лишь две ипостаси одного и того же явления. Силы, неразрывно связанные между собой и не имеющие возможности существовать друг без друга. Пойдем же. — Смерть показала в сторону светящегося тоннеля, слабо угадывающегося сквозь толщу воды. — Ты должен все увидеть сам.
Генрих повиновался.
Смерть легко шла по белому песку, покрывающему дно озера. Казалось, никакие законы природы не распространялись на ее поступки и движения. Да разве не являлась сама Смерть тем высшим законом, который властвует не только над живой, но и над неживой материей. Следовавший за ней Генрих оказался вовсе не таким ловким, и его сапоги утопали в вязком песке по самую лодыжку. Первое время мальчику было вовсе не до окружающих чудес, все его силы сосредоточились на усилии не отставать от удивительной проводницы. Но вскоре он приноровился к неторопливой поступи Смерти и начал с любопытством оглядываться по сторонам. Он обратил внимание, что путь их лежал в сторону светящегося тоннеля, уже замеченного им ранее. Свет немного оживлял запустение мрачных глубин. Ни рыбы, ни даже простейшие водоросли не скрашивали унылого ландшафта озерного дна.
Смерть заметила интерес мальчика:
— Озеро не имеет ничего общего со скоплением обычной воды. Точнее, оно состоит не из воды даже, а из чистейшей магии в своем первозданном виде. Лишь в такой среде тела моей сестры и братьев могли пребывать долгое время без ущерба для себя, практически лишенные жизненных и колдовских сил. Но ничего не может противостоять разрушительной силе времени, поэтому даже летаргический сон не должен продолжаться бесконечно. Если не разбудить их в ближайшее время, то физическая оболочка начнет подвергаться необратимым изменениям, и даже я не могу предсказать — что произойдет после этого с их бессмертными душами.
Широко распахнув глаза, Генрих внимал тайным знаниям, не ведомым не только простым смертным, но даже величайшим сильфским и эльфийским магам.
Увлекшаяся собственными мыслями, Смерть продолжала излагать неумолимые факты:
— Все произошедшее с моей семьей предсказано в древней легенде, начертанной на стенах этой пещеры. К сожалению, даже мы не совсем понимаем язык тех ушедших мудрецов, написавших это пророчество.
— Кем же они были? — Генрих старался не упустить ни слова из услышанного сегодня. — Неужели есть кто-то, чья власть и сила превышают возможности не только богов, но и самой Смерти?