Послышался хлопок и сдавленный хрип. Кажется, Бейкер схватил охранника за горло. Меня всегда умиляла его манера общения.
— Будьте внимательны, — прошипел Бейкер. — Девчонка очень опасна. Как дьявол. Боишься дьявола, солдат?
Вздох облегчения. Бейкер отпустил служивого.
— Как только увидите — обездвижить! — закончил он. — Не верьте ни единому слову, что бы она ни говорила. Очередь по ногам, и сразу вызывайте меня. Я понятно выразился?
Очень даже понятно. И настолько выразительно, что у меня горло перехватило.
Бейкер желает заполучить меня живой, с перебитыми ногами, чтобы бежать не смогла. А потом будет долго мучить. Есть у него такая заветная мечта.
В помещении храма зазвучала трель телефонного звонка. Я покрылась испариной. Подумала, что это мой сотовый. Кто-то из друзей решил поинтересоваться моим самочувствием и выбрал для этого не самый удачный момент.
К счастью, заливалась не моя трубка. Через секунду я поняла, что это телефон Бейкера.
— Да… — произнес американец. — Я… Что? Где произошел взрыв?.. Кто? Исламские террористы?.. Мне некогда заниматься ерундой!
Резкий писк оповестил об окончании разговора. Коротко и в лоб. Все правильно. Антитеррористическому отделу «Мгла» некогда заниматься какими-то террористами. У них имеются дела поважнее. Бейкер ушел, гулко цокая каблуками. Я решилась выглянуть из-за колонны. Морпехи в гражданском вернулись на места.
Судя по всему, клише до сих пор не найдено. Иначе бы эта прорва людей не перебирала сейчас с таким усердием каждый сантиметр церковной утвари. Работают, наверное, всю ночь. Кларк спешит. Интересно, а сам он здесь? Впрочем, не хочу знать. Одного Бейкера достаточно, чтобы получить целую россыпь проблем. А два ублюдка — явный перебор неприятностей!
Однако эти «исследователи» слишком тщательно подошли к поискам.
Они занялись мелочью, влезли в детали, вместо того чтобы поднять головы и просто осмотреть церковь. Я имею право так рассуждать, потому что, сидя здесь, за колонной, уже увидела кое-что.
На витражном окне напротив меня была изображена женщина, достающая из воды колыбель с ребенком. Наверное, дочь фараона, спасающая маленького Моисея, которого мать отправила в свободное плавание. Но это не важно. Позади нее стояли два чернокожих стражника.
…У Дали есть картины — обман зрения. Например, в «Рынке рабов…» бюст Вольтера складывается из фигур двух служанок и арочного проема. Кто-то сначала замечает служанок, а уж потом видит скрытое изображение. У кого-то зрение устроено так, что он вообще Вольтера не найдет. А я, наверное, самая тупая. Я на той картинке долго не могла обнаружить служанок. Сразу видела Вольтера. Его глаза, полуопущенные веки и снисходительный взгляд, грустную улыбку, старческий подбородок.
Головы стражников на витраже, их тела и оружие образовывали контур черного льва, у которого отсутствовала нижняя часть туловища. Лев разинул пасть и агрессивно поднял лапы в направлении входа. Он в точности напоминал одного из львов с моей татуировки. Я задумалась.
Что это обозначает? Нет, я понимаю — «мертвую воду». Но какой смысл несет изображение? «Мертвая вода» мне уже не нужна.
Мне нужна «живая вода». Красный лев. Ведь их двое в древнем символе! Где-то тут должен находиться и второй зверь из семейства кошачьих.
Посмотрела на окна справа и слева от витража. Ничего похожего. И тут до меня дошло!
Я повернула голову к окнам на моей стене — противоположной той, где витраж с дочерью фараона или черным львом.
Наверное, красный лев расположен напротив черного. Только мне не проверить — ни одного окна, ни одного витража отсюда не видно. Угол зрения слишком мал. Нужно перебраться к противоположной стене.
Посмотрела на охранников. Топчутся на месте, поглядывают по сторонам. Добежать до противоположной стены сложно. Заметят — и мигом отстрелят ноги, как научил Бейкер. Надо бы их чем-то отвлечь.
В карманах нашлись только сотовый и ключи от автомобиля. Сотовый поберегу, ключами с брелком сигнализации швыряться тоже не буду, а вот стальная бляха с логотипом «ауди» подойдет в самый раз.
Отцепила, зажала в пальцах и приготовилась. Улучив момент, что есть силы запустила бляху по полу вдоль стены.
Невидимая окружающими, бляха поскакала по древним каменным плитам. В царивший под сводами храма звуковой фон из шорохов и постукиваний вклинился отчетливый звон. Явно посторонний, поэтому люди в зале немедленно повернулись в том направлении. Охранники тоже.
Сжав «Хеклер-Кох», чтобы не мешал, я рванулась к противоположной стене. Секунда… еще одна…
Хорошо, что туфли спортивные — иначе каблуки бы цокали не хуже сигнала тревоги. Еще секунда…
Влетела за колонну и свалилась на холодные каменные плиты. Осторожно выглянула.
Двое охранников задрали головы, пытаясь понять, что и откуда могло упасть. Еще один подошел к стене. Побродил, ничего не нашел и вернулся на свое место.
На том все и закончилось. Я подняла взгляд на витражные окна. Как и предполагалось, на витраже — крещение Иисуса в кровавых лучах рассветного солнца. Группа людей, стоящих на скалах и наблюдающих за событием, образовывала контур красного льва. Тоже без задних ног, с оскаленной пастью, обращенной в сторону запада. То есть в направлении входных ворот. Что означают эти львы на витражах Хофкирхе? «Живая» и «мертвая» вода — единое целое. На древнем символе они изображены вместе, более того — нижние части их тел переплетаются! Почему здесь львы разделены? Не потому ли, что следует искать место, где они соединяются?