Встала на краю, отцепилась от пожарного рукава. Полотно реки внизу по-прежнему выглядело темным и страшным. Неужели я рухнула в воду с такой высоты? Поверить не могу… Ладно. Бог с ним!
Фужер должен находиться в желобе водостока. Где-то левее, мне кажется. На крыше Северного крыла.
Я осторожно двинулась в том направлении. Позади, с южной стороны особняка, где располагался парадный вход, доносился шум автомобилей и гомон великосветской толпы. Небось возмущаются дамы и месье, что прием закончился скандально. Досадуют, что не успели доесть черную икру и допить шампанское… Кстати, до сих пор не слышу воя сирен. Еще одно доказательство моих подозрений. Начальник охраны не звонил в полицию, не вызывал жандармов. Зачем их вызывать! Вдруг отыщут ненароком настоящего убийцу!
Северное крыло словно умерло. Ни звуков, ни ожидавшегося запаха метана. Именно по коридорам Северного крыла я бегала от Чиву и его сообщников в лакейских ливреях.
Фужер заметила еще издали. Хрупкий контур его обозначился на самом краю крыши. Просто удивительно, как он не упал.
Села на водосток, свесив ноги в пустоту. Взяла фужер и принялась разглядывать жидкость. Ничего не видно. А что, Алена, ты собиралась увидеть? Химическую формулу? Так вряд ли ты в ней разберешься.
Ветер подул в лицо, и ноздри уловили легкий запах, похожий на запах сырого металла.
Что же это за жидкость такая? Неужели…
Нет. Не может быть.
Я сняла с графина пробку-капельку, ухватила его за горлышко, словно намереваясь задушить, и стала очень аккуратно переливать в него содержимое бокала. Жидкость монотонно зажурчала.
С трудом разбирала, где горлышко графина, правильно ли падает струя… Вот, кажется, все и перелила. Журчание прекратилось. Фужер наклонила так, чтобы последние капли из него тоже скатились. Отставила опустевшую емкость в сторону и вдруг почувствовала, как указательный палец левой руки, которая держала графин, что-то кольнуло. Я вздрогнула, по телу пробежал озноб. Убирая фужер, все же уронила каплю таинственной жидкости на себя!
— Черт!
Сейчас с меня сползет кожа, и мясо начнет отваливаться от костей. Потом слезет скальп, далее выпавшие зубы заполнят рот, слово камешки для исправления дикции.
Какая же я дура! Хоть бы перчатки надела!.. Только где их взять на крыше?
Я торопливо отерла палец о лист кровли и поднесла близко к глазам, пытаясь рассмотреть начинающиеся необратимые мутации. О, наверное, сначала скрючится, потом рука превратится в одубевшую корягу, следом искривится плечо, позвоночник…
Палец не мутировал. Насколько позволяла разглядеть темнота — оставался таким, каким был прежде.
Я сидела на крыше, ожидая старуху с косой, как вдруг на открытое плечо упала капля. Затем еще одна на коленку…
— Тьфу ты! — воскликнула я с досадой и задрала голову.
Ночное небо затянуто тучами! А я тут невесть чего навоображала!
От злости запустила фужер в речку. После короткой паузы снизу раздался негромкий всплеск. Я смахнула ладонью капли пота с висков, встала и крепко засадила пробку в горлышко графина. Для надежности обмотала ее веревкой.
Все. Жидкость доктора Энкеля снова у меня. Теперь наша с Верой главная задача — отыскать лимузин, забрать вещи и убраться восвояси.
Подальше от крыш, темной реки, коридоров-лабиринтов, залов с чучелами галльских крестьян. Подальше от преступников, главарь которых разыгрывает из себя ученого.
По краю крыши вернулась назад и наткнулась на темную подозрительную фигуру впереди. Вот беда! Гости пожаловали. Не было печали.
Однако, подойдя ближе, узнала нескладные пропорции моей Веруни. К тому же матросские полоски на платье выделялись в темноте.
— Шаброва! Ты, что ли?
— Господи, Алена! — захныкала Верочка. — Я вся изнервничалась!
Кажется, алкоголь из нее выветрился. Период пьяного философского просветления сменился слезливым трезвлением.
— Ты зачем сюда спустилась? Я велела ждать наверху!
— Мне хотелось, как ты… Вот так, держась за веревку…
— За шланг, — автоматически поправила я.
— …спуститься вниз, презирая все опасности… Спуститься у меня получилось, а подняться обратно — нет, — виновато закончила она.
Я устало вздохнула. Дернул ее черт… Вера — самый настоящий книжный червь (или, если хотите, червиха). Она не любит спорт и боится его.
В школе, подозреваю, имела вечное освобождение от физкультуры. Какой леший понес ее на темную скользкую крышу? Хотя ясно — какой. Розовый, игристый, полусладкий.
— Значит, так, Вера, — произнесла я. Чтобы не терять времени, стала вытягивать свисающий с крыши конец шланга. — Я поднимусь на балкон первой. Потом…
Вот, кстати, и конец с металлическим соединителем. Я обернула талию Веры рукавом и завязала его на животе.
— Потом, — продолжила я, — буду забирать шланг на себя, подтягивая твою тушу наверх. Тебе нужно только перебирать ногами по крыше. Туфли лучше сними.
Вера послушно стащила туфли и держала их в руках, словно исполняя какой-то языческий ритуал. Заправив за уши непослушные волосы (надо бы постричься!), я ухватилась за шланг и стала подниматься. Квадратный графин снова стучал по бедру, темная вода плескалась на самом его дне. Из темноты послышался жалобный голос Веры: