Почему экстремальщик? Потому что нормальные люди по таким крутым склонам не катаются. Нормальные люди на них только калечатся.
…Едва не зашиб, чертяка. Но и я поломала ему кайф, испортив прыжок с пятиметрового трамплина.
Концом лыжи он задел мое плечо, сбив с ног. Его же кувырнуло в воздухе и кинуло лицом в снег. Лыжи и палки разлетелись в стороны.
— Ну, знаете! — закричала я по-английски, сидя в снегу и стряхивая с волос белую пудру. — Смотреть надо, куда едешь!
Лыжник перевернулся, помотал головой. Лицо залеплено снегом, нога осталась в воткнувшейся в сугроб лыже, из-за чего колено его неестественно выкрутилось. Он поднял на лоб солнцезащитные очки, и я поняла, что экстремальщик — пятнадцатилетний пацан.
— Ничего себе! Вы тут откуда взялись? — пробормотал он по-английски, но с каким-то странным, незнакомым акцентом.
Я встала, отряхиваясь.
— На самолете летела. Но не долетела, как видишь! — недовольно буркнула, все еще обиженная. Катаются, совершенно не смотрят по сторонам. Здесь все-таки люди ходят! Мог порезать лыжей не хуже, чем хулиган бритвой. Или вообще без головы оставить.
— На каком самолете? — ошарашено спросил он.
— Который с крыльями.
Парень тоже поднялся. Уголок рта его дернулся в растерянной усмешке.
— Вы это… того… шутите?
— Ага. Шучу. И румын-психопат, который взорвал в самолете бомбу, тоже великий шутник.
Он оглядел меня с ног до головы. Оглядел платье, «портянки», не пропустил разрез на бедре, который я спешно прикрыла.
— Серьезная была пьянка? — спросил парень.
— Чего, не веришь? Вон там, чуть выше на леднике, парашют остался.
Последний довод вогнал его в ступор. Он замер, пытаясь вытащить ногу с застрявшей в сугробе лыжей. Я решила воспользоваться заминкой и выяснить то, что нужно мне.
— Послушайте, юноша. Возможно, мой вопрос покажется вам немного странным и даже сюрреалистическим… Где мы находимся?
— На горе, — пролепетал он.
Нужно быть к нему снисходительной. Парень испытал шок не меньший, чем я.
— Вижу, что не на пляже. Что это за горы?
— Это гора Таранаки.
— Япония, что ли? — опешила я.
— Почему Япония? — не понял он. — Остров Северный… Новая Зеландия.
— НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ?!!
Нужно ли объяснять степень моего удивления. Впрочем, какого удивления! Я была потрясена не меньше, чем если бы в затылок неожиданно ударило стенобитное орудие.
— Новая Зеландия? — со стоном уточнила я. — Это которая в Южном полушарии? Рядом с Австралией?
Парень авторитетно кивнул. НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ! Как меня сюда занесло? Ведь в Плимут же летели!
— Погоди-погоди! А число сегодня какое?
Парень вновь подозрительно глянул на меня.
Скорее всего, утвердился в мысли, что катастрофу потерпел самолет, перевозящий пациентов психиатрической лечебницы.
— Двадцать шестое мая, — осторожно ответил он.
Я так и опустилась на снег.
Двадцать шестое! Судя по солнцу — полдень. Двенадцать часов дня.
Во Францию мы с Веруней отправились двадцать четвертого. До полуночи двадцать четвертого я прыгала по крышам особняка на реке. Ну, допустим, пока прыгала — наступило двадцать пятое. Но сейчас-то… Где я болталась целые сутки?
— Ты уверен, что это Новая Зеландия? — серьезно переспросила я. — Если ты обманываешь, кое у кого может случиться тяжелый кризис головы.
— Зачем мне обманывать? — пожал плечами парень. — Я здесь живу.
Я испустила протяжный стон, полный жалости к себе любимой и обиды на злосчастную судьбу.
Новая Зеландия… Разница в поясах с Францией составляет около одиннадцати часов. Если я вылетела с родины шампанского ночью двадцать пятого, пролетела пятнадцать тысяч километров за сутки, то в Новой Зеландии должна оказаться как раз днем двадцать шестого мая.
Похоже на правду…
Что же получается? Я СУТКИ проспала в самолетном шкафу с серыми костюмами?
Я коротко пискнула — нервная реакция на собственные умозаключения. Пятнадцатилетний экстремальщик следил за мной с нескрываемой тревогой.
Так и есть. Я сутки проспала в платяном шкафу «Фалкона 2000». То-то мне показалось, что в гипсовую статую превратилась. Ну и вымотала меня вечеринка у Жаке!.. Хотя, возможно, такой сон — реакция на памятный удар бутылкой. Мне еще на крыше спать хотелось, даже сознание теряла, а как очутилась с шкафу, так и устроила себе «зимовье зверей».
Боже мой, после страшных событий минули целые сутки! Сколько времени потеряла! К тому же нелегкая занесла меня в Новую Зеландию. Что же делать?
Я кашлянула, поднялась.
— Может быть, юноша, пожертвуете даме куртку? — поинтересовалась невинно. — А то у меня все хорошие манеры повымерзли. Могу даже двинуть по голове, чтобы одежду взять без спроса.
Парень покорно стянул короткий пестрый пуховик, с виноватым видом протянул мне. Ничего, у него теплый свитер остался.
Я надела пуховик, застегнула молнию до подбородка. Так-то лучше! А главное — теплее.
— У вас и в самом деле разбился самолет? — спросил он.
Мне отчего-то сделалось стыдно за свои издевательства над ним. Парень-то нормальный, участливый.
— Хотя и трудно поверить, — ответила ему, — но так оно и есть.
Он подобрал вторую лыжу, выровнял ее с той, которая осталась на ноге, вставил ботинок в крепление.
— Могу подбросить вас куда-нибудь.