— Полиция прибудет не раньше чем через полчаса, — сообщил он. — Мы продолжаем прочесывать здание, но вынужден сказать… Он посмотрел на меня. — Мы никого не нашли.
— Ну как же! — Я вскочила с кресла, сжимая полотенце. Пиджак свалился к ногам. — Их не меньше пяти человек! Убийца доктора Энкеля — совершенно лысый. Он сейчас такой же промокший, как и я. Еще не меньше трех одеты в форму лакеев. Только лица у них не лакейские!..
Я не сказала еще об одном — человеке в черной шляпе и черных очках. Но что это за приметы! Под такой личиной может скрываться кто угодно. Снял шляпу, сунул очки в карман — вот и нет примет!
— Мы проверили гостей, заканчиваем разбираться с прислугой. Все присутствующие в зале зафиксированы в пригласительном списке. Среди слуг тоже посторонних нет… Лысых проверили в первую очередь.
— Как они могли попасть в дом? — произнес Жаке, выйдя из задумчивости. — Парадный вход охранялся! Остальные двери были заперты!
— Мы сейчас проверяем все залы, комнаты, чердаки, кладовые. Если преступники еще в здании, мы их отыщем.
Мне бы его уверенность. Я опустилась в кресло.
Что-то устала за сегодняшний вечер… Вспомнились Верочкины слова, когда она уговаривала меня лететь сюда: «Отдохнешь, повеселишься…» Вот и повеселилась. Скоро полиция приедет. Следователи примутся за бесконечные допросы. И стоило за этим удовольствием отправляться во Францию! Покидать бывшую свекровь, которая меня могла отыскать даже на дне морском, чтобы грозно осведомиться, почему у ее сына Лешеньки синяк под глазом. Будто я ведаю! Мы теперь с Овчинниковым идем по жизни разными дорожками…
Во время очередного рейда через кабинет Жаке остановился рядом со мной, нервно потирая руки.
— Вам что-нибудь нужно? — волнуясь, спросил он.
— Ужасно хочу домой, — устало ответила я. — В Москву.
— В Москву. Больше ничего.
— Полиция наверняка захочет поговорить с мадемуазель Овчинниковой, — осторожно напомнил начальник охраны. — Она единственный свидетель.
— Ничего страшного, — заверил Жаке, теребя подбородок. Он явно не знал, куда деть руки. — Полиция снимет показания, возьмет адрес, и я уверен, что уже утренним рейсом вы сможете отправиться в Москву.
— Было бы здорово, — кивнула я. Начальник охраны ушел, оставив после себя сладковатый запах сигары.
Мы некоторое время молчали, затем голос подала Верочка:
— Алена, мне…
— Не надо, Вера, — оборвала я ее. Знаю наперед, что она скажет. У нее все на лице написано. — Никто не виноват.
— Поверить не могу, что это произошло в моем доме! — произнес Жаке. — Ведь для приема я специально нанял охранную фирму! Как такое могло произойти?
— Вы знали доктора Энкеля? — спросила я.
— Мы дружим лет десять. Клаус — милейший человек. Умный, образованный!.. Не представляю, зачем кому-то потребовалось…
Он замолчал.
— Я успела познакомиться с ним. Он просил меня перевести одно загадочное слово. Даже не знал, к какому языку оно относится. Чем он занимался?
— Он — самый настоящий доктор медицины. Очень хороший специалист в области биохимии и травматологии. У него своя клиника в Швейцарии.
— А хобби у него какое-нибудь было?
— Его хобби — наука. Он отдался ей беззаветно и всецело. У него даже семьи нет. Энкель по четырнадцать-пятнадцать часов пропадает в клинике… — Жаке замолчал, а затем поправил себя: — Пропадал. В клинике…
Этнограф думал, и мне показалось, что он готов сказать что-то еще. Я оказалась права.
— Знаете, Алена. Не могу судить о хобби доктора Энкеля. Но однажды на день рождения он подарил мне древнюю гравюру, сопроводив ее странной легендой…
Я утопала в кресле. Жаке возвышался надо мной, лицо его обрело задумчивое, отрешенное выражение. Он стеснительно потирал руки, словно они мерзли.
— Легендой? — выдавила я. Отчего-то пересохло в горле.
— Возможно, это сказка, возможно, легенда.
Жаке перестал потирать руки и посмотрел на меня сверху вниз. Отчего-то вдруг сделалось неуютно. Что-то не понравилось мне в его взгляде.
— В одном из городов средневековой Европы, — произнес этнограф, — жил человек по фамилии Ганеш. Он был умен, образован, знал языки, был сведущ в разных науках, но предпочтение отдавал алхимии. Он много времени проводил за текстами древних манускриптов и ставил по их описаниям бесчисленные опыты… Однажды по доносу злоязыких соседей Ганеша схватили и привели к главному инквизитору города — лютому Иоганну Мейфарту. Во время страшного допроса инквизитор обвинил Ганеша в ереси и колдовстве. Обвинения были столь серьезны, что алхимику грозила не плеть и даже не mums strictissimus — каторжная тюрьма, а очищающий костер. Ганеш смертельно испугался и сообщил Мейфарту, что знает, как выделить мертвую воду.
— Мертвую воду? — переспросила я.
— Да. Магическое вещество с могущественными свойствами. Его называли еще «черным львом»… Так вот, инквизитор, алчность которого была больше, чем его вера в Бога, загорелся желанием обладать «мертвой водой».
Он отпустил Ганеша и даже дал ему денег. Однако, чтобы алхимик не обманул или не сбежал, инквизитор-францисканец посадил в тюрьму четырнадцатилетнего сына Ганеша.
Опасаясь за жизнь единственного сына, в течение года алхимик не спал ночей и положил здоровье, стараясь выделить «мертвую воду». Но случилось страшное. Сын Ганеша пытался бежать из тюрьмы, и один из охранников снес ему голову. Тело и голову юноши выставили на площади в назидание еретикам и сочувствующим. Узнав об этом, ослепленный горем отец пробрался ночью на площадь и выкрал останки сына, чтобы оплакивать его три дня и три ночи. Инквизитор рассвирепел, повелел схватить Ганеша и…