Жаке обернулся к стене. Проследив за его взглядом, я увидела старинную гравюру в золоченой рамке. Подарок доктора Энкеля.
На гравюре изображался помост с двумя столбами и привязанными к ним людьми. Ноги несчастных утопали в вязанках дров и хвороста, от которых поднимался огонь; чернильные жгуты пламени обвивали страдальцев. Один человек что-то кричал, обращаясь к высокому худому священнику в черной сутане. Второй стоял покорно, закрыв глаза.
— В обычной процедуре аутодафе перед тем, как предать еретиков огню, их сначала душили удавкой на палке, — холодно произнес Жаке. — Это делалось для того, чтобы крамольные речи не оскверняли слух горожан, собравшихся на казнь… Но Мейфарт хотел видеть страдания Ганеша. Поэтому алхимика оставили в сознании. И еще. Видите, пламя какое-то скудное? Инквизитор приказал использовать сырые дрова, чтобы смерть была долгой и мучительной.
Я проглотила сухой комок, застрявший в горле.
— Инквизитор предал Ганеша костру на исходе третьего дня. Алхимик смеялся из огня, и над площадью, над толпой летели его слова: «Глупый францисканец вместо силы двух львов получит пепел укротителя!»
Верочка за столом уронила слезу. Я сидела в кресле, не в состоянии отвести взгляд от древней гравюры. Жуткая история околдовала меня. Только…
— Не поняла, — нарушила я тишину. — А за что инквизитор сжег алхимика? Почему Ганеш вызвал в нем такую неистовую ярость?
Жаке пожал плечами. Повернулся ко мне и закрыл гравюру спиной.
— Вероятно, после смерти сына Ганеш отказался искать для Мейфарта «мертвую воду».
— Тогда при чем тут три дня?
— Наверное, это связано с христианским представлением о вознесении души на третий день после смерти.
— В легенде сказано — три дня и три ночи. Вы не ошиблись в пересказе?
— Исключено, — ответил Жаке.
— Если тело сына выставили днем, а Ганеш выкрал его ночью… Прибавим к этому времени еще три ночи — получится уже четверо суток. Никак не вяжется с христианским обрядом… А если, допустим, юноша был умерщвлен днем ранее, прежде чем его тело выставили на обозрение? Тогда и вовсе пять суток!.. Что-то не сходится.
— Это легенда. В ней допустимы нестыковки.
Если я завелась, меня трудно остановить.
— А кто второй несчастный? С закрытыми глазами?
— Не знаю, — ответил Жаке. — Инквизиция казнила многих.
Почему-то я не поверила его объяснению. Вроде логично, но какой-то червь сомнения скребся в груди.
— Кстати, — вдруг произнес Жаке. — Это загадочное слово, о котором вы упоминали… о котором вас спрашивал Энкель… Возможно, оно как-то связано с Новой Зеландией.
— С Новой Зеландией? — удивилась я. Верочка за столом поперхнулась шампанским.
По-моему, ей пора было прекратить себя «успокаивать». Ведь утром — самолет?
— Да, — кивнул Анри. — Энкель пару лет пропадал в Новой Зеландии. Совершенно не представляю, чем он там занимался. Затем вернулся в свою клинику.
Я размышляла: стоит ли говорить этнографу о странной жидкости, которую всучил мне доктор? Судя по всему, маньяк Чиву и остальные члены шайки охотились именно за ней. Зачем милейший старикан притащил ее на прием?
Кстати…
А вдруг эта темноватая жидкость и есть «мертвая вода»?
По спине заструился нехороший холодок.
Бред, Алена! Взрослая девочка, а в голове одни глупости… Может быть и так… Но фужер с той водой до сих пор находится на крыше!
Я взволнованно поднялась с кресла, чтобы рассказать обо всем Жаке. Не хотелось больше никаких проблем. Скоро полечу домой, в Москву. Местным полицейским предстоит расследовать убийство Энкеля. Информация о странной жидкости им пригодится. Пускай они голову ломают о ее назначении — это их работа.
Едва я успела открыть рот, как дверь распахнулась и в кабинет ворвался начальник охраны. Игнорируя наши вопрошающие взгляды, быстрым шагом он приблизился к Жаке и стал что-то шептать ему на ухо. Я различила только слова «метан» и «Северное крыло». Лицо Анри побледнело, глаза нервно забегали. Кажется, гонец принес нерадостную весть.
— Проклятье, — произнес этнограф. — Немедленно эвакуируйте людей из здания. Северное крыло сейчас пустует, но я не хочу, чтобы еще кто-то из гостей пострадал.
— Что случилось? — произнесла Верочка заспанным голосом.
Этнограф вымученно улыбнулся.
— Ничего страшного, — ответил он. — В Северном крыле ощущается запах газа. Где-то образовалась утечка.
Ну, конечно, ничего страшного! Совершенно ничего! Хоть детей приводи на экскурсию!
Если эвакуируют людей, значит, достаточно искры — и Северное крыло фамильного особняка останется только в воспоминаниях.
Иллюстрируя этот вариант, Верочка грохнула свой фужер с шампанским на пол. Словно мои мысли прочитала. Ничего удивительного. Мы с ней давние подруги. Близкие — почти как сестры. А мысли близких людей часто очень схожи.
Брызнувшие по ногам осколки встряхнули мужчин.
— Нужно перекрыть задвижку на линии, которая питает здание, — сказал начальник охраны. — Вы можете показать, где она находится?
— Не уверен, что знаю наверняка, но попытаюсь. Кажется, где-то на улице…
Анри обернулся к нам с Верой:
— Пожалуйста, покиньте дом через Южное крыло.
— Южное… это на юге? — неуверенно спросила Верочка.