— Не боись, — подмигнул тот в ответ. — Отливать буду не тебе в сапог.
— И на том спасибо.
Эдак они, как успел заметить Кенард, могли перебрасываться подколками весь день напролет. Никто ни на кого обиды не держал.
— В добром пиве вся сила. А мне силы надо набраться, — пояснил оньгъе, приканчивая кружку и отирая пену вокруг рта.
— А я думал — просто набраться.
— Еще успеется.
И тут господин Шого заявил, что чувствует себя без прорезной секиры неприлично голым, как он выразился — «точно целка в борделе», и прямо из харчевни намерен направить свои стопы в ближайшую лавку оружейника и прикупить себе недостающего вооружения. Альсу и Кенарду было предложено сопровождать его в этом ответственнейшем мероприятии. Возражений не последовало.
К удивлению ветландца, лавка оказалась отнюдь не ближайшей. Они прошли мимо двух вполне приличных заведений и остановили свой выбор на убогой конуре, прячущейся в полуподвале старой развалюхи. Дому было не менее ста лет, а лавку открыли, по всей видимости, сразу по завершении строительства. Солнце никогда не заглядывало в заросшие пылью и паутиной окна, ступеньки, ведущие почти вертикально вниз, стерлись, крошились и нестерпимо воняли кошками. Откуда запах, Кен понял сразу, как только переступил порог лавчонки следом за своими спутниками. Кошки были второй страстью хозяина, сразу после любви к устрашающего вида холодному оружию, развешенному от пола до потолка на всех стенах. Промежутки между мечами, топорами, арбалетами, кинжалами, алебардами занимали кошки, исключительно рыжие, толстые и наглые. Хозяин был им под стать. Здоровенный толстый детина, весь покрытый рыжей с проседью щетиной, занимал главенствующее положение в хаосе обстановки. Он восседал на пустом винном бочонке и подпирал головой потолок.
— Чего приперлись? — весело спросил он, вперивая крайне подозрительный взгляд в Аннупарда.
— Секира нужна, — ответил тот, возвращая тяжелый взор сторицей.
— Небось прорезная?
— Точно!
— Хм… — было ответом.
А затем потерянный брат-близнец господина Шого сбросил свою тушу с бочонка и боком, как краб, влез в темный чулан, откуда стал доноситься грохот, приглушенные бранные слова и тяжелое сопение.
— А мне тут нравится, — сказал вдруг Ириен и погладил одного из котяр.
— Коты или оружие? — спросил Кенард.
— И то, и другое. Ты глянь, какая роскошная гравировка.
— Где? — встрял Пард.
И они пустились в долгое обсуждение достоинств гравировки по металлу игергардской и маргарской школы, время от времени переходя на маргарский диалект оролирса. А ветландскому рыцарю оставалось только разглядывать внутренности лавки, стараясь при этом не наступать на хвосты кошкам. Он успел отметить, что когти у зверей могли смело сравниться с небольшими саблями.
— Вот такая! — с этим воплем вернулся мастер и сунул в руки Парда настоящую Оньгъенскую прорезную секиру.
О том, что она действительная настоящая Оньгъенская, Кенард узнал только из ответного вопля потенциального покупателя. Казалось, Аннупард Шого встретил давно потерянную мать, либо же, в крайнем случае, единственную дочь. Он вцепился в находку и стал поливать ее слезами умиления, обильности которых позавидовала бы самая голосистая из плакальщиц Ветланда.
— Сколько? — спросил он.
— Пятьдесят монет серебром, — меланхолично заявил мастер-оружейник.
Стал бы Пард так отчаянно торговаться за свободу своих матери с дочерью, ветландцу показалось сомнительным. Маленькое помещение наполнилось криками и стенаниями, вздорными обвинениями и трогательными посулами. Маргарское искусство торга не зря ценилось по обе стороны Вейсского моря, и в нем Пард преуспел весьма и весьма. Вначале Кенард с интересом следил за перепалкой продавца и покупателя, но очень скоро утратил нить повествования и вернулся к созерцанию образчиков оружейного мастерства.
— Отличный кинжал, — согласился Ириен.
— И стоит, наверное, бешеных денег, — проворчал в ответ Кен.
Рукоять, инкрустированная перламутровыми пластинками, и изящный желобок кровостока делали вещь почти совершенной, не говоря уже об идеальной балансировке. Ириен подержал оружие на весу и затем что есть силы метнул его в перекладину над дверью.
— Для меня слишком легкий, — заключил он. — Но для тебя в самый раз. Эй, хозяин, почем игрушка?
— Тебе отдам за двадцать полусеребряных таров, — буркнул тот, даже головы не повернув.
— Восемнадцать и серебряный ягр.
Оружейник снизошел до краткого взгляда на свой товар, торчавший в дереве.
— Девятнадцать и ни итни меньше.
К удивлению ветландца, Альс не стал торговаться до обоюдного умопомрачения, как обычно делал. Он спокойно отсчитал названную сумму, не поморщившись.
— Мастер Альс, — охнул Кен, когда эльф вручил ему оружие. — Не знаю как благодарить… дорого ведь…
— Бери, бери, пока Ирье добр и щедр, — фыркнул Пард. — Такое случается один раз в двадцать пять лет, по весне и в полнолуние. Редкое явление.
— Ты мне еще побухти, и моя щедрость иссякнет, как пиво в твоей кружке, — предупредил Альс дальнейшее словоизлияние.
Редкое явление.
— Ты мне еще побухти, и моя щедрость иссякнет, как пиво в твоей кружке, — предупредил Альс дальнейшее словоизлияние. — Ковырялку, которую рыцарь Эртэ именует кинжалом, впору швырнуть в выгребную яму. Смотреть противно.