«Чистяк, булавоглав, огнецвет, мальга, сушица, кипрец, пальчатка…» — припомнилось Джасс.
Они сохли прямо над головой у Джасс.
«Чистяк, булавоглав, огнецвет, мальга, сушица, кипрец, пальчатка…» — припомнилось Джасс.
Целые главы из «Царства травяного» сами собой всплывали в памяти.
«Дабы приготовить отвар из корневища пальчатки, требуется, не доводя до кипения, нагреть в инфундирке полуторное количество воды, добавить измельченного корневища и держать на водяной бане, повторяя при том «Завет целителя» пять раз подряд. Цедить отвар незамедлительно после снятия с бани».
Чему только не учат послушниц Ятсоунского храма Оррвелла, прежде чем выпустить в большой мир! Разве только механике движения небесных тел не учат.
Пошевелиться Джасс не могла — тело сковала невероятная слабость. Зато внезапно обнаружилось, что она может видеть сокрытую колдовскую силу трав. То, чего раньше не было и быть не могло. Открытие взволновало Джасс до слез. Вот! Вот она, та самая сила, данная ей от рождения и уничтоженная Проклятьем! Ничего особенного. Уровень ведьмы средних способностей. Но насколько же нынешние возможности ярче и больше, чем прежде. Чувство, сравнимое с тем, что испытывает прозревший слепец, различавший раньше лишь тьму и свет.
«Леди Мора, леди Чикола, вы хоть понимали, чего лишали меня, сучки хитромудрые?! — мысленно воскликнула Джасс. — Я могла стать настоящей, честной ведьмой! А вы.!»
Оказывается, стать собой, вернуться на свой Путь не только важно, но и невообразимо прекрасно. Люди просто не ценят данной им от рождения свободы, не осознают, как богаты и счастливы тем, что имеют. Джасс всхлипнула.
— Ты чего там?
Люк на чердак приоткрылся, и оттуда показалась взъерошенная башка Торвардина.
— То-о-ор! — пролепетала умиленная ведьма. — Дру-жище-пирожище!
— Как ты себя чувствуешь? — спросил тангар, стараясь не смотреть женщине в глаза.
— Хо-ро-шо! Только не могу пошевелиться.
— Так лежи себе. Спи. Или тебе по нужде охота?
— Нет пока.
— Как приспичит — кричи! Ага?! — И нырнул обратно вниз.
У Тора не было никаких сил смотреть на странное лицо Джасс, похожее на жутковатую мозаику из знакомых и чужих черт. Губы вроде уже прежние, а глаза непривычного цвета. Тангар молил Святое пламя только о том, чтобы она не увидела свое отражение.
— Мэд! — закричала тут же женщина. — Малаган!
— Я тут!
Осунувшаяся физиономия эрмидэйца мигом возникла из люка. Уж больно истеричные нотки были в вопле ведьмы.
— Мэд, что происходит? Мэд! Я не чувствую Узы! Что с Альсом? Он жив? Говори!!!
Малаган слегка смутился.
— Ирье жив, не кричи, — заверил он. — Дело не в нем, а в тебе.
— А что во мне не так?
— Джасс, выслушай меня. Прошу тебя.
Она закусила губу и приготовилась узнать очередную страшную правду. Но все оказалось гораздо проще. И сложнее.
— Ты стала той, кем должна была быть изначально. И Узы исчезли. Понимаешь?
Мэд положил подбородок на сложенные по-ученически руки и поглядел на женщину безвинно побитой собакой. Мол, не вели казнить…
— Значит, он меня… потерял?
— В каком-то смысле — да.
— А вдруг он решит, что я умерла? — прошептала Джасс сиплым от ужаса голосом.
— Скорее всего, — согласился эрмидэец.
— Он с ума сойдет.
— Все должны поверить в то, что ты умерла. Прежде всего, Оллаверн.
— Демоны! Мэд, как это жестоко! Ирье окончательно спятит. О чем ты думал?
Чужого цвета глаза Джасс наполнились слезами.
— О тебе, хатами. Только о тебе. На тебе живого места не осталось.
Мэд обиделся и рассказал все, как было. И о том, какой обряд он провел, и про костер, про Арьятири и его шпиона, оллавернца по имени Ноэль Хиссанд, который до крови изгрыз костяшки пальцев, глядя на ее мертвое тело. На совесть грыз чародей, чтобы не закричать и не выдать истинных чувств.
— Он тоже любит тебя…
— К демонам Хиссанда! Пусть идет лесом со своей любовью, — прорычала Джасс.
— …и он поверил. Теперь для всего мира ты мертва.
— А если мир и Оллаверн узнают, что Проклятья больше нет?
— Кто знает, но от Ар’ары и Шаффа благодарностей я бы не ждал, — ухмыльнулся Малаган. — Чтобы старые негодяи отдали какой-то бабе, прости боги, славу искоренителя проклятий? Да никогда в жизни!
— К демонам Ар’ару и Шаффа! Что теперь будет с эльфом?..
Тяжелы Узы эльфьей любви, но без них еще хуже. Болит, словно живая, давно отрезанная рука. Болят оборванные нити, связывавшие двух любящих. А неведение, словно железная клетка, в которой мечется израненная душа. Где ты, Ириен? Что с тобой?
— Когда я могу уйти? — спросила Джасс.
— Через шестидневье. Не раньше.
— Хорошо.
Чего-чего, а терпения ей не занимать. Пройти по жизни, сцепив зубы… И терпеть, терпеть, терпеть… даже тогда, когда другие будут кататься по земле, грызть камни и выть во весь голос. Так ведь, хатами Джасс? По большому счету, эту простую науку вбивали тебе всегда и везде: в Ятсоунском храме, в Храггасе, в Хатами, в хисарской яме, в Маргаре и на Керагане. Терпеть и ждать, когда ослабеет бдительность тюремщиков, когда враг совершит ошибку, когда кончится зима, когда вернется прежний облик… Докажи всему миру, что чаша твоего терпения бездонна, хатами Джасс. И ты сильнее могучих чародеев, и хитрее опытных шпионов, и мудрее долгоживущих эльфов. Сможешь?