— Да. Восхотяю, короче… Тьфу! То есть хочу. Лечите, айболиты.
— Но, милорд, ну никакой же благодарности, ну вообще никакой. Никчемные твари. Попадетесь вот вы им снова, вот тогда…
— Мелкие сии дело говорят, — великодушно возвестила рядом леди Клотильда. — Не будет тебе от сего милосердия никакого толку, сэр Сериога. Уж лучше прикажи содрать с них шкуры. Ценятся они престарелыми старцами, коим и помогают от ломоты в суставах.
— Я сказал — нет! — отрезал Серега, — Лечить. Спасать. Всех. Все?!
Гномы кучкой собрались вокруг него, мельтешили детсадовскими головенками где-то на уровне его пояса. Что-то шептали, ахали, охали, кивали. Обсуждали? Или осуждали?
— Милорд. Также должны мы вам сообщить, чтo черный маг Мак'Дональд буквально два дня назад объявил великую кровавую мстю всем симарглам и их друзьям…
— Понятно, — сказал Серега, — я мстю и мстя моя страшна… И чем же это мне грозит?
— Не знаем, милорд. Но можем дать вам посмотреть. Если, конечно, не побоитесь вы заглянуть в ладони гнома…
— О чем разговор? — подивился он. — Кажите ладони, ребяты… Ногти вам тоже проверить?
У маленьких гномов их мелкие глазенки расширились до размеров доперестроечных рублей.
— Чего милорд желает?!
— Шутю, шутю…
Леди Клотильда оглушительно фыркнула и тихо сказала:
— Повсеместно известно, что из ладоней гнома человек может поглядеть на творящееся — но и это творящееся может оттуда взглянуть на него…
— Где наша не пропадала! — после секундной заминки громко решил Серега. — Давайте ваши ладони, где они там…
Снизу вверх до уровня его груди тут же взлетели две маленькие коричневые ладошки, все в сетке белых шрамиков и морщин, с удлиненными пальцами и коричневатым пушком между ними.
— Глядите, милорд.
— Глядите, милорд. Глядите не отрываясь…
Сначала Сереге показалось, что в центре двух ладошек, как раз на линии их соприкосновения, вдруг появился и начал расти клубочек коричневого дыма. Затем клубочек принял форму клубящегося приплюснутого мотка. А затем в середине коричневой мути проступило светлое окошко. Он пригляделся.
Смотрелось все как фильм в портативном телевизоре. В центре по крайне специфически убранной комнате (черепа и кости везде — нарисованные на стенах, выставленные на полках… два креслица из неведомо чьих гигантских грудных клеток, широко раскрытых со стороны грудины) расхаживала крупными шагами фигура человека в черном плаще с капюшоном. Лицо его никак не удавалось разглядеть из-за низко опущенного капюшона. Зато бормотание слышалось вполне четко.
— Напрасная доброта сего мерзавца… Что ж, всякое доброе дело не должно оставаться безнаказанным.
Вот уж точно сказано, подумал Серега. Лично ему в этом мире после каждого дела хлопот перепадает столько, что иначе чем наказанием это и назвать никак нельзя…
— Если он только посмеет. Если только посмеет спасти этих тварей! Такое не должно оставаться безнаказанным. Главное, наказание должно быть подходящим… Сейчас. Сосредоточение мыслей… Одним словом, тиха — Чапай думать будет.
Субъект в плаще метнулся к одной из полок, вытащил из-под черепа, лежащего на ней, что-то плоское, донельзя знакомое по форме — то ли книжицу, толи тетрадку.
— Вот. Вот! Это то, что надо!
Он раскрыл тетрадку и принялся нараспев читать:
Не будет в судьбе ничего своего,
Пусть бремя пророчеств измучит его.
Завет исполняя — в тенетах чужих
Ты будешь никто — не муж, не отец, не жених!
И это заклятие в мирах да никто не нарушит
До вздоха последнего с этого самого дня.
Игрукою будешь для каждого — и для меня.
И кончишь когда-нибудь ты свои утлые дни
По воле того, кто тебе же кричал: помоги!
Фигура зачитала стишок (довольно малохудожественный, надо отметить) и притихла. Странно так притихла — слегка повернув голову к Сереге (он… она? В общем, загадочное некто стояло боком). То ли присматривалось, то ли прислушивалось…
— А-а! — разразилась вдруг фигура жутким криком. И запустила тетрадкой прямо навстречу Серегиному взгляду. — Глядишь?! Ну-ну, погляди…
ЭТО решительно повернулось к Сереге передом, судя по капюшону. И стремительно поплыло на него.
— Достаточно. — Серега отпрянул назад, гном тут же моментально сжал кулачки, и коричневый туман вместе с загадочной черной фигурой уплыл струйками между его пальцев, стек искристой коричневой речкой в ночную тьму… А на душе стало на редкость паскудно.
— Плохо дело, милорд. — Крохотное личико, аж сморщившееся от сочувствия, посмотрело на него снизу вверх крайне серьезно. — Проклял он вас. На нехорошую судьбу обрек. Так-то! Может, все-таки не будем спасать сих симарглов? Творящееся — это еще не обязательно непреложно свершившееся. Если не притрагиваться к симарглам, то, глядишь, лично вам ничего и не будет, милорд.
— Спасать, — распорядился Серега и философски пожал плечами. — Как говорил один умный народ, самое страшное для человека — это жить в эпоху перемен.
— Как говорил один умный народ, самое страшное для человека — это жить в эпоху перемен. А тут мне по крайней мере твердо обещано одно весьма завидное в каком-то смысле постоянство в жизни и судьбе. Будут вокруг меня всегда и сплошь одни пророчества.
— Да исполнится воля милорда!