— Он… Он бывает очень привлекательным, — сказал Серега, припомнив Клотильду.
С ним. И даже дала уже свое согласие на обряд Луны. Чем он только ее обольстил, ума не приложу — это эльфеву-то, принцессу крови!
— Он… Он бывает очень привлекательным, — сказал Серега, припомнив Клотильду. — И очень убедительным… Мерзавец, словом. Но с другой стороны… Ну выйдет девушка замуж. Ну хочется ей так. Да и он, все, что поимеет, — это возможность, э-э… по-всякому менять свою собственную судьбу. Ну и что? Каждый сам себе хозяин.
Эльф тяжко вздохнул, покачал головой, глядя на Серегу как психиатр на своего пациента — с сочувствием.
— Милорд и просто Сериога, судьбы наши в руце Божьей. Вам не доводилось об этом слышать? Это основа всех миров, и до сей поры никто не дерзал… Даже судьбы нас, самих Светлорожденных и Преждеживущих эльфов — и те в руках Всеблагого. И чем может обернуться нарушение этого основополагающего принципа — нам сие абсолютно не ведомо. Стать хозяином собственной судьбы — это же все равно что стать богом. Как это будет происходить, как это скажется на здешних землях, я имею в виду оба мира — и Эльрру, и их Большую Твердь, — я и предположить не берусь. Возможно все — от гибели обоих миров до серии таких бурь и землетрясений, что… Помните предание о некоей Атлантиде? Человек возжаждал сравняться с самим Богом, и вся земля поплатилась за это…
— И погибли все поголовно, — бросил Серега.
— Откуда мы, то есть откуда вы об этом можете знать, милорд? Возможно, тот, кто был некогда повинен в гибели целого материка, все еще ходит среди вас, играет вашим миром — он-то ведь хозяин своей судьбы, а вы — нет. Он с вами может делать что хочет — сил у него для этого достаточно. И Богу он неподвластен — в отличие от вас, жалких пешек на его доске… В общем, насчет судьбы всего остального мира — полная тьма и неизвестность. Зато я вполне могу предположить, что же именно станется с моей дочерью. Правда, тут тоже имеется масса вариантов. Кожа эльфов не переносит человеческую кровь. Эльлизра либо погибнет, либо переродится в совершенно другое существо. Но — даже если с ней ничего и не случится в тот самый момент обручения кольцом, то потом… Опять-таки множество вариантов: он заточит ее навечно в своем дворце, убьет, превратит в служанку, бросит на потеху своим людям. Его-то замку ничего грозить не будет — он станет хозяином своей судьбы. Предварительно, конечно, отрежет ей безымянный палец. С кольцом и кровью на нем — как предмет магического владения. Может и глаза вырвать — в прежние времена глаза эльфа почитались как талисманы, дарующие мощную силу. Это, кстати, чистейшая правда. Но не советую вам это проверять на деле…
— Не собираюсь, не волнуйтесь. А говоря о вашей дочери — э-э… сочувствую. Одни словом, бедная Лиза… А кровь тридцати — это… буквально?
— Более чем буквально, милорд герцог. Тридцать человек должны быть убиты, вся кровь из их тел, какую удастся собрать, должна быть слита в вырытую в неосвященной земле яму. Жанивский уже вовсю собирает тридцать девственников — гребет всех, кого найдет, что мальчиков, что девочек.
— А почему именно девственников?
— Известно, что при магических ритуалах кровь девственных созданий гораздо более действенна, чем кровь обычных людей. В пророчестве это, конечно, не упоминается, но… Он набирает именно девственников. Насколько я знаю, таковых у него уже не меньше двадцати. Прячет их в замке. Мы, когда можем, перехватываем намеченных к захвату детей, стараемся поспеть раньше него, посылаем за ними гуреров.
Они, конечно, в основном поспевают вовремя. Слава Всевышнему, мы вполне в состоянии определить будущую кончину ребенка по зерцалу смерти, за счет него только и… Но некоторые родители сами продают ему своих детей.
— Зная, что их ждет?
— Деньги, милорд. И их крайняя нищета. Они руководствуются принципом — один умрет, двух за это прокормим. А некоторые даже и не особо голодают, просто… очень уж щедро Жанивский платит. Опять-таки кого можем, мы перехватываем — не ради них самих, конечно. Ради хоть какой-то отсрочки намеченного ужасного действа. Но удается узнать о них и перехватить вовремя не всегда. Эти люди, хотя лучше будет называть их нелюдями, приняв решение, первым делом мажут ребенка кровью. Зачастую его собственной. И тогда мы бессильны — гуреры так же, как и мы, соприкосновение своей (будем называть это кожей)… соприкосновение своей кожи с кровью людской не переносят. Они и самого-то человека переваривают строго целиком, не повреждая ему кожи. А ЭТИМ только и остается, что подойти с ребенком прямо к замку, призвать хозяина и передать ему собственное дитя с рук на руки. Между прочим, я-то эльф, мне жалость к людям и не должна быть свойственна, но вы-то, милорд… Вам лично жалко этих детей? А ведь вы единственный, кто сейчас может их спасти.
— Опять я…
Эту постыдную фразу он произнес тишайшим шепотом. Дань собственному малодушию. Ну не всем же быть героями?! И сказал так тихо, что вроде и не сказал вовсе — так, подумал и губами шевельнул вслед мыслям. Но эльф все равно услышал — длинные, оттопыренные уши чуть дернулись.