А вокруг стен города (его города, между прочим!) весьма живописно расположился на травке осадный кемпинг из регулярных войск Священной-энд-Незабвенной — почти сплошь все красное и белое, начиная от загона для коней и кончая просторной уборной для сэров рыцарей. У прохаживающихся по лагерю воинов Священной, насколько он мог видеть, вид был самый что ни на есть беззаботный. Словно достославные сэры явились сюда не кровавого дела осады ради и для, а ради, скажем… этакого дружеского пикничка на лоне природы. Загородной природы с видом на крайне привлекательный город Дебро.
Компания бывших угнетенных и рабов рассыпалась по лесной опушке мелкой дробью. Каждый и всякий, залегши за кустиком, теперь старательно прятал голову в районе здешних корневых систем. Никак не выше.
— Э-э… Ну, — вложив в тон максимум почтительности, Серега повернулся к текулли, легшему от него по правую руку, — вы не могли бы… как-нибудь провести нас в Дебро? Э-э… минуя этот дружеский комитет по встрече.
Он не сдержался и, просунув руку под рубаху, с хрустом почесал ногтями брюхо — то ли травинки, то ли еще какие мелкие засохшие былинки, протиснувшись через довольно крепкое полотно, теперь немилосердно, до ощущений чесоточного зуда, кололи и щекотали чувствительную в этом месте кожу.
Увы, его надеждам на текулли не суждено было сбыться.
— Не-а-а… — как всегда радостно протянул текулли и счастливо защерился ничем не прикрытым оскалом черепа сначала в сторону Сереги, а потом и в сторону всего остального мироздания. С кустиков над их головами тут же ошалело сорвались мелкие птички, а соратники Сереги по побегу от Священной комиссии испуганно закрутили ладонями перед враз побелевшими лицами. — Из замка хода нету. А стенка города — не есть решадль. Тама, может, хода есть… Но! Он — тьфу! Он не любит текулли. Не говорит с ним. И текулли не любит эта стенка. У-вы-вы…
Он судорожно, с завываниями, вздохнул. С печалью вздохнул, что полностью противоречило его неснимаемой улыбке (по причине отсутствия губ, срезанных когда-то «шутником»-бароном в целях саморазвлечения). Затем со вздохом достал откуда-то из недр дурно пахнущих одежек крохотную фляжку, смочил замызганную тряпицу и промокнул глазные яблоки.
С печалью вздохнул, что полностью противоречило его неснимаемой улыбке (по причине отсутствия губ, срезанных когда-то «шутником»-бароном в целях саморазвлечения). Затем со вздохом достал откуда-то из недр дурно пахнущих одежек крохотную фляжку, смочил замызганную тряпицу и промокнул глазные яблоки. Выпученные по причине отсутствия век — и тут тоже постарался «господина барона».
— Жалко тебя, господина…
— Да ладно, что ты, — засмущался Серега, — какие наши годы, прорвемся. Как-нибудь…
Он ободряюще похлопал бедолагу-текулли по худому, скособоченному плечу. Озабоченно глянул в сторону остальных «проклятьем заклейменных».
— Орлы! Я в том смысле, что нынче ж вы птицы вольные. И, стало быть… Может, кто-нибудь да может рассказать мне пару слов на эту дивную тему? Я про попадание в город. Припомните, вдруг да ваши отцы-пречлены что-нибудь такое говорили? Потайные ходы там, всякие дырки и окна в оцеплении…
Орлы, то есть бывшие рабы Священной и Нетленной, смущенно молчали. Потом один из них пробормотал:
— Ход… Есть он, как же ему не быть-то.. Только…
— Я весь внимание, — сообщило его сиятельство Де Лабри.
— Только, господин милорд сэр Сериога, тем ходом нам не пробраться. Никак. Господа рыцари, они ведь как положено — как только к городу этому, к Дебро, значит, подступили, так сразу отрядец и отрядили. Это на поиски потайного хода, значитца. Дело известное, во всяком селе-поселении такие непременно роют. Ну и в лесу, во-он там, — из ряда тел, лежавших вместе с Серегой за кустиками, поднялась одна рука и неуверенно махнула вдаль — туда, где кромка леса, расположенного по окраинам гигантской равнинной чаши, сливалась с горизонтом. — И нашли они этот лаз. Соваться, конечно, не стали — ученые. Там же без ловушек и шагу не ступишь. Да и на том конце встретили б неласково. Так что вовнутрь не пошли, и правильно. Вот, помню, когда воинство Священной комиссии воевало с сэром Монтиком, еретиком страшнейшим, то тогда из господ рыцарей не менее четырех десятков задохнулось в таком же ходе. Что-то там такое сэр Монтик удумал, что обрушился ход прямо им на головы. И их погребло, и ходу враз не стало. А сам сэр Монтик со всем своим воинством убег. По небу, натурально. И жители замка с ним. Помню, ночью в лагере нашем все как заорут — аларм, аларм! Мы всем миром из нашего загона, а там… Кажный из замка летит, как облако по небу — неторопливо так, и высоконько же. Так что и не достать их было. Помню, господа рыцари об этом так сокрушалися… Пришлось им заместо молодых девок да баб в замке сэра Монтика с коровами да овцами отдохновение находить… Потом их же и сказнили на главной замковой площади — всю скотинку эту. Никогда не забуду, как жалобно утки крякали…
— Да, утки — это, конечно… Этих так жалко! — поддержал средневекового любителя животных Серега. И подправил поближе к нужной теме. — Так что насчет здешнего потайного хода? Который из этого города?