Вслед за клювастыми бойцами из ворот действительно вышел старец в просторной длинной рясе черного цвета, неспешной походкой двинулся по красному коврику.
— Шествует который по пятам рыцарей в полном боевом облачении старинных лет образца, — тоном футбольного комментатора продолжала потрясенная до самых глубин души леди Клотильда. — Рыцари встали по обе стороны конца ковровой дорожки, почтенный старец сошел с дорожки и направляется… Да, он идет не иначе как прямо к нам! И зрю я на груди его знаки… знаки старшего прапора ордена Палагойцев! О! О-о!
Клотильда взмыла со своего места как ужаленная, поспешно опустилась на одно колено. Сдернула с кудрявой головы шлем, примостила его на выставленную перед собой и согнутую в локте левую руку. Потом, нервно передернув бровями, торопливо переложила шлем из левой руки в правую. (Что, так почетнее? Видимо…)
В приблизившемся седом старце Серега без особого удивления опознал уже виденного ими благообразного старикана. Того самого, что так горько сетовал на полное равнодушие окружающего мира к судьбам бедняг-палагойцев. Посиживая при этом в буквально необозримом по размерам пыточном подвале все тех же самых палагойцев.
Посиживая при этом в буквально необозримом по размерам пыточном подвале все тех же самых палагойцев. Надо думать, бесчисленное тамошнее оборудование во времена оны вовсе не бездействовало. Исходя из этого, вполне можно предположить и то, что окружающий мир в давние времена вовсе не был так уж позорно равнодушен к судьбам палагойских вояк — он был до ужаса рад… факту их исчезновения из границ сей реальности.
А потом прошли века, и палагойцы, бывшие в свое время чем-то вроде зловещей Святой инквизиции, стали безвинными мучениками в устах рассказчиков, страдающих излишним романтизмом, — таких, к примеру, как его уважаемая (и даже кое в чем обожаемая) спутница леди Клотильда. Кстати, и сама Святая комиссия тоже вполне тянет на роль братьев-инквизиторов. Отсюда вывод: истинной причиной конфликта могло стать вовсе не расхождение во взглядах касательно недобитых магов. Просто две соперничающие конторы перешли к боевым действиям — в духе и стиле тех давних годочков.
— Дщерь моя! — величаво возвестил старен и слегка поморщился. — Признаю, что не прав был в оценках своих. Воистину славный рыцарь ты, дщерь колен безрассудного, то есть вельми отважного в делах своих сэра Ауруса Перси!
Поминая имя Клотильдиного предка, старец брезгливо поджал губы и сморщился всем своим благообразным гладким ликом. Словно куснул лимона. Потом перевел мгновенно потеплевший взгляд на Серегу.
— Сэр Сериога, — прошипела уголком рта Клотильда, продолжавшая со всем пиететом напирать грудью, — встаньте. Немедленно! С нами говорит сам старший прапор древнейшего ордена империи! Ну!
Серега, твердо решивший в отместку за свою боевую подругу не вставать перед престарелым женофобом, единственно ради успокоения Клоти с болезненной гримасой на лице пощупал живот, дескать, ранетый я. Заодно уж и почесал его.
— Нет-нет, милорд герцог, не вставайте, — с отеческой заботой в голосе успокоил его старший прапор. — Я же не зверь, понимаю — ноют свежие раны, вы же только что вышли из тяжкого боя… Кстати, ваш меч, выбитый из рук ваших нашими общими врагами, мы уже нашли. Торчащим прямо из каменной стены, вот так-то. Сейчас его оттуда выбьют, вычистят, наточат и доставят к вам. За наше спасение… Просто нет слов, ваше сиятельство. В общем, милорд герцог, примите от нас самую искреннюю и преогромнейшую благодарность. Ваша отвага, спасшая нас от практически нескончаемых мук, достойна такого восхищения, такого…
— В первую очередь, — громко возвестил в ответ Серега, сохраняя напускную страдальческую гримасу на лице (вообще-то не совсем напускную — кожу все сильнее и сильнее начинали припекать ожоги, оставленные на ней темно-зеленой мерзостью), — следует благодарить миледи баронессу. Именно она мечом и кинжалом, так сказать, прорубила нам обоим путь наружу, пройдя по супостатам аки Мамай по тараканищам, и ивенно ее трудами башмак с пылью замка Чехура был, э-э… перемещен наружу и соприкоснулся с пылью этого мира…
Леди Клотильда слегка обернулась, видимо желая что-то сказать, но потом передумала и отвернула лицо назад. По щеке пополз предательский румянец. И скорее всего, не от удовольствия — от негодования.
Старикан пожевал губами, поразмышлял:
— Пусть будет так. Э-э… еще кое-что. Не соизволит ли милорд герцог… если только, конечно, отважному сэру нетрудно будет мне ответить — за каким, собственно, гм… рожном его сиятельство вкупе с миледи баронессой решились-таки посетить наш замок и сделали это в момент, так сказать, — когда в нем как раз протекали не самые лучшие и приятные для его обитателей столетия?
— Отнюдь, — сказал Серега и бросил взгляд на Клоти.
В набирающем силу утреннем свете он со своего места мог увидеть только четко прорисованную на фоне рассветного неба упругую щеку. Классик бы, конечно, сказал — «ее божественную бархатистую щечку» и над ней — чуть изогнутую кверху «сень длинных ресниц». Но так бы сказал классик. А он, увы, мог только смотреть и любоваться. — Миледи очень уж возжелала вас спасти. Мол, еще в детстве наслушалась о вас столько сказок, то есть столько хорошего…
— Да, мы были славны! — весьма благожелательно отозвался на это заявление старец. — Не знаю, помните ли вы о сем, потомки… но это мы отвоевали Хольм для Нибелунгов, мы первыми научились закрывать дыры, несущие в наш мир злобу других миров, мы прижали… э-э, то есть мы повелели магам отбросить зло и научиться жить и сосуществовать с простыми людьми в мире и согласии. Мы чистили все эти леса и нивы от тварей, разуменье и силы человеческие превосходящих. Не думаю, что в состоянии вы представить себе, сколь ужасен и страшен был облик их. Да, было! Многое было! Ну и завершая, поздравляю вас, о прекраснейшая всем своим девственным и благородным ликом и э-э… всей богатырской статью своею леди Клотильда! То есть прямой долг всякой благородной дамы — побуждать капризами… то есть своими благородными пожеланиями отважного рыцаря на свершение подвигов. Так, чтобы он за жизнь, то есть за прихоти этой самой благородной дамы был готов пойти и на смерть.