Тэн поколебался.
— Скорее хорошенькая. Пухленькая. Возможно, ее особенности соответствуют какому-то типу. Тому, который привлекает именно этого убийцу.
Как обычно, больше узнаем, когда появится следующая жертва.
— Что-нибудь еще?
Жанна забыла про свой салат, гул голосов в ресторане, прохладный кондиционированный воздух.
— Пока это все. Жду от криминалистов результатов вскрытия и анализов. Но я бы не слишком на них рассчитывал. Почерк преступления — смесь дикой жестокости и тщательной подготовки. Не сомневаюсь, убийца принял все меры предосторожности. Что странно, так это отпечатки ног.
— Обуви?
— Нет, голых подошв. По мнению легавых, он раздевается догола. Чтобы исполнить свой ритуал.
— Почему «ритуал»?
— На стенах знаки. Что-то первобытное. Прибавь к этому следы каннибализма…
— Ты уверен?
— Руки и ноги вырваны и обглоданы до костей. По полу разбросаны остатки внутренних органов. По всему телу — следы человеческих зубов. Настоящий кошмар. А я даже не уверен, что в нашем законодательстве есть статья, предусматривающая наказание за людоедство.
Жанна смотрела в зал, но ничего не видела. Описание места преступления вызвало у нее воспоминания. Осколки ее собственной души, глубоко погребенные, тщательно скрытые под респектабельной маской судьи.
— А что за знаки на стенах?
— Причудливые формы, первобытные фигурки. Убийца смешал кровь с охрой.
— Охрой?
— Ага. Краску, наверное, принес с собой. Он и впрямь чокнутый. Показать фотографии?
— Вы передадите рисунки антропологам?
— Да, полиция уже этим занимается.
— Кто руководит следственной группой?
— Тебе не стоит им звонить, я…
— Имя.
— Патрик Райшенбах.
С ним Жанна была знакома. Еще тот мужик. Крутой. Настоящий профи. Неразговорчивый. Привык брать от жизни все. Ей вспомнилась одна подробность. Всегда небритый, а волосы — липкие от геля для волос. Просто с души воротит.
— Почему в СМИ об этом ничего не было?
— Потому что мы делаем свою работу.
— Тайна следствия, — улыбнулась Жанна. — Растущая ценность…
— Оно и к лучшему. В таком деле лишняя шумиха только мешает, надо ведь изучить каждую деталь. Я даже привлек специалиста по психологическому профилированию.
— Официально?
— Подключил его к делу, старушка, прямо как в Америке.
— Кто он?
— Бернар Левель. Собственно, у нас он один такой… Ну, еще ведутся поиски в архивах. Убийства, которые хоть каким-то боком походили бы на наше дело. Да только я в это не верю. Похоже, тут что-то совсем новенькое.
Жанна представила, как бы она погрузилась в такое расследование. Искала бы в картотеке, копалась в газетных вырезках. Приколола бы к стенам своего кабинета фотографии с места преступления. Она опустила глаза. Незаметно для себя она вертела в руках хлеб, так что он почти раскрошился. Несмотря на кондиционер, она вся взмокла.
Тэн расхохотался. Жанна подскочила:
— Что тебя так рассмешило?
— Ты знакома с Ланглебером, судебным медиком?
— Нет.
— Сверхинтеллектуал. Каждый раз выдает что-нибудь эдакое.
Жанна стряхнула крошки и сосредоточилась на словах Тэна. Она боялась приступа тоски. Как во время депрессии. Когда, выехав из туннеля, она бросала машину где придется. Или весь обеденный перерыв рыдала в туалете ресторана.
— На месте преступления Ланглебер поманил меня к себе. Я уж думал, сейчас выдаст мне стоящую подсказку. Потрясающую деталь, как в кино. А он вдруг тихо так говорит: «Человек — это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком». Я ему: «Чего?» А он мне: «Канат над пропастью».
— Это из Ницше. «Так говорил Заратустра».
— Угу. Он мне так и сказал. Но кто, кроме этого придурка, читал Ницше? Ну и тебя, конечно, — добавил он с улыбкой.
Жанна улыбнулась в ответ. Неприятное ощущение прошло.
— А ты бы ему ответил: «Величие человека в том, что он мост, а не цель». Это продолжение того же фрагмента. Хотя я согласна, что от Ницше в расследовании толку мало.
— Мне нравится, когда ты так делаешь.
— Как — так?
— Массируешь себе затылок, запустив пальцы под волосы.
Жанна покраснела. Тэн огляделся, словно боялся, что их подслушивают. Потом наклонился к ней:
— Может, как-нибудь поужинаем вместе, а?
— Со свечами и шампанским?
— Почему бы и нет?
Им подали горячее. Тэну — говяжье филе «Россини», а Жанне — карпаччо из тунца. Она отодвинула тарелку.
— Похоже, я перейду сразу к чаю.
— Так что насчет ужина?
— Ты ведь уже как-то попытал удачу. Даже не раз?
— Как говорит Одри, «прошлое — чистая тоска».
Жанна рассмеялась. Ей нравился этот парень.
Его заигрывания хотя бы были бесхитростными. Без оттенка лицемерной грубости, как у других хищников. Напротив, в его смехе слышалась подлинная щедрость души. У него было что предложить. Эта мысль напомнила ей о другом.
— Извини.
Она покопалась в сумке. Взяла мобильный. Ни одного нового сообщения. Твою мать. Ощутив горький привкус во рту, она сглотнула. По-настоящему вопрос стоял так: почему она все еще ждет звонка? Все кончено. И она это знала. Но никак не могла в это поверить. Как говорят нынешние дети, «не догоняла».
6
На обратном пути Жанна обдумывала рассказ Тэна. Она завидовала ему. Завидовала тому, что дело досталось не ей. Тому, что убийство было таким кровавым. Напряженности и сложности подобного расследования. Она решила стать следственным судьей, чтобы раскрывать кровавые преступления. Ее целью было преследовать серийных убийц. Проникать в их смертоносное безумие. Бороться с жестокостью в чистом виде.