Вот теперь ей стало страшно. Она чувствовала, как во всем теле поднимается противная дрожь. Правда слепила ее, как слишком яркий свет. Но никаким светом в этом деле и не пахло. Сплошная тьма. Мрак.
— И что теперь?
— Теперь мы в лесу, красавица моя. Место встречи. Место жертвоприношений.
Один, два, три… Жанна считала в уме. Она тоже добралась до источника. С того дня, когда погибла ее сестра, она знала, что судьба приведет ее сюда.
В безмолвный лес, где таится зло.
Где под покровом ночи скрывается правда.
И вот она держала этот черный свет в руках.
— А твой народ? — трясущимися губами вымолвила она. — Где он?
— Да здесь же! Вокруг тебя! Они здесь, Неживые души…
От стен один за другим отделилось несколько силуэтов. Одного взгляда на них Жанне хватило, чтобы понять: все разговоры про первобытное племя — не более чем враки. В этих людях не было ничего доисторического. Просто они оказались страшно изуродованными. Голые, если не считать прилепленных к телу листьев и кусков коры, они двигались неуклюже, как инвалиды.
У одного из них была обожжена половина лица, как будто к нему приложили горячий утюг. Лицо другого пересекали длинные кривые шрамы. У третьего глаза были расположены на разной высоте, а там, где некоторые носят бакенбарды, болтались лоскутья кожи. Здесь были мужчины и женщины, чудовищно грязные и обезображенные. Жанна заметила, что больше всего шрамов на тех, кто постарше. Те, что помоложе, поражали страшными деформациями черепной коробки, очевидно, произведенными в первые дни после рождения, когда кости еще податливы. Значит, обезьянью внешность кто-то придал им нарочно.
Хоакин создал свой первобытный народ из подручного материала. Устроил безумный маскарад. Жанна вспомнила компрачикосов из романа Виктора Гюго «Человек, который смеется» — они по дешевке скупали детей и ломали их, превращая в ярмарочных уродцев.
Вся эта история в конечном итоге обернулась коллективным бредом. Нет и не могло быть никакого народа с отличной от человеческой генетикой. С иными физическими параметрами. Он существовал исключительно в больном воображении Хоакина, а также в легковерном уме Нелли Баржак, Франчески Терча, Нильса Агосто, Эдуардо Мансарены. И конечно, Хорхе Де Альмейды, которого эти кошмарные создания наверняка принесли в жертву в глубине своего таинственного леса.
Неживые души продолжали смыкать вокруг нее кольцо. Жанна отступила назад. В уюте этой обыкновенной комнаты их уродство казалось особенно вопиющим. Она была готова к чему угодно — к засадам в лесной чаще, к рукопашной, к ловушкам, — но не к этому.
— Кто они?
— Те, кто выжил после полетов, — прошептал старик Палин по-испански. — Человек дьявольски живуч. Их должны были сожрать кайманы. Разорвать на куски. А они выжили. И даже расплодились. Здесь, в болотах, они утратили разум. За несколько лет деградировали до первобытного состояния. Превратились в настоящих дикарей.
Его перебил Феро, заговоривший по-французски:
— Механизм отцов, дорогая Жанна. Перед тобой — дети Зла. Сыны страха. Они вышли из жестокости и в жестокость вернутся. Народ Танатоса! Их существование — это инцест, насилие, отцеубийство, каннибализм…
Только сейчас до Жанны дошло, что сам Хоакин никогда не выступал в роли жертвы:
— Это ведь ты ребенком убил своих приемных родителей, несчастных Гарсия!
— Я принес их в жертву.
В это время по радио передавали «Porque te vas»…
— Это ты приучил выживших в болотах к каннибализму!
— Это оказалось совсем не трудно. Они деградировали на глазах.
— Это ты внушал им страсть к насилию и жестокости, ты будил в них кровавые инстинкты. Ты с рождения живешь под знаком убийства!
Старик Палин воздел кверху скрюченный палец:
— Это наша армия, juanita. Сердце зла. Знаешь, в атомных реакторах есть сердечник. Вот и у нас такой же. Мы повернули время вспять. Вернулись во тьму веков. Наша цель — снова и снова повторять то, что было вначале. Кровосмешение. Отцеубийство. Каннибализм. Сие есть тело мое. Сие есть кровь моя…
Комната закружилась у нее перед глазами. Под веками вспыхивали черные круги. Если сейчас она потеряет сознание, ей конец.
Хоакин бросился на нее, но в полушаге замер.
Она держала в руке пистолет, нацеленный ему в лицо. Единственная деталь, ускользнувшая от внимания Антуана Феро.
Он замер, странно склонив голову набок. Жанна отступила к окну, толкнула створки. В голове одновременно пронеслись две мысли. Первая. Она не успела зарядить пистолет. Вторая. Она даже не сняла его с предохранителя.
Ее оружие было примерно так же смертоносно, как игрушка, стреляющая водой.
Если хоть один из дикарей тронет ее, она труп.
Она закинула ногу за подоконник, по-прежнему держа противника на мушке.
— У тебя против нас никаких шансов, — прошептал Хоакин. — Не мы живем в лесу. Лес живет в нас. Побежишь в лагуну — окажешься у нас. Мы уже в тебе. Мы уже — часть тебя. Мы…
Она решила, что с нее хватит этого бреда.
Она уже бежала через опаленную солнцем равнину.
86
Задыхаясь, она бежала по тропе. И это было самое плохое.
Именно здесь Неживые души и будут искать ее в первую очередь. Легко найдут в грязи отпечатки ее ног и выследят. Хотя они найдут ее везде. И на тропе, и за пределами тропы. Они знают здесь каждый уголок. Не мы живем в лесу. Лес живет в нас… Жанна бежала. Грудь жгло. В мозгу назойливо стучало: у тебя никаких шансов.