Она отправила своей секретарше Клер мейл с инструкциями. Наконец выключила компьютер и вытерла лицо. Жара не отступала даже в разгар ночи. Никогда еще лето не было ей так ненавистно.
Жанна собрала дорожную сумку. Никакой усталости она не испытывала. Подумала о председателе, который с радостью затащил бы ее в постель, что, впрочем, не помешало бы ему выставить ее из суда. О Райшенбахе — он неплохо к ней относился, но готов был отстранить ее от работы, чтобы расследованием занялись серьезные люди, то есть мужчины. О Франсуа Тэне, бедняге Франсуа, использовавшем серийные убийства, чтобы подкатить к ней…
Ей вспомнились слова героини ее молодости — Розы Люксембург: «Свободный человек тот, у кого есть возможность решить иначе». Жанна улыбнулась.
Что бы ни воображали эти господа, она такой же свободный человек, как и все они.
II
Дитя
37
Лик Христа, глядящий с автобусного зада.
Это было первое, что бросилось в глаза в Манагуа. Точнее, в его предместьях. Хаотичное смешение хрома, клаксонов, солнца и рекламных щитов. Жанну охватило ощущение, что она пробирается через огромный торговый центр. Фирмы. Магазины. Снова фирмы. Логотипы. И автобусы. Завывающие. Разноцветные. Сверкающие. Такси. Джипы. Пикапы… И повсюду — бело-голубой никарагуанский флаг, легко и ласково плещущий по ветру, словно споря с окружающим гвалтом.
Жанна сидела в такси, превозмогая дурноту. Часы в Манагуа показывали 14.00, но по ее собственным биологическим часам было девять вечера. Организм каждой своей жилкой все еще существовал по парижскому времени. До боли яркий свет лишал последних сил.
В центре оказалось немного потише. Манагуа — вытянутый в длину город, прожаренный на солнце и плоский, как ладонь. Здесь нет ни одного двухэтажного здания — люди живут в постоянном страхе перед циклонами и землетрясениями. Широкие, утопающие в зелени улицы производят впечатление, что не город потеснил лес, а наоборот.
Синее небо кажется близким и составляющим единое целое с ветром, воздухом и постройками.
И на фоне этой мягкой голубизны — улыбчивые лица прохожих, невысоких меднокожих людей, словно выкрашенных темно-золотой краской. Неужели эта страна была театром самых чудовищных жестокостей, потрясших мир в конце XX века? Диктатура, революция, контрреволюция — все спуталось в диком клубке смерти и зверств.
Водитель спросил, куда именно ей надо.
— Отель «Интерконтиненталь», — наудачу ответила она.
— Новый или старый?
Жанна и не знала, что их сразу два.
— Новый.
Выпендриваться, так уж по полной программе. Водитель пустился в долгие объяснения. Старый «Интерконтиненталь», он же «Метросентро», стоит на берегу озера. В годы революсион он был оплотом журналистов. А вот эль нуэво построили в самом центре города, возле парка Тискапа. Здесь тусуются бизнесмены.
— Манагуа хорошеет на глазах!
Жанна его не слушала. Спрятавшись за черными очками, она разглядывала город. Проспекты. Пальмы. Здания в розовой штукатурке. Девчонки в бело-серой школьной форме. Разноцветные стены домов, приветливых, душа нараспашку. И вдруг — бункер американского посольства, утвердившийся на завоеванной земле, но так и не сумевший скрыть своей боязни перед теми, кого покорил…
Потоком нахлынули воспоминания. Именно с этой страны когда-то началось ее великое путешествие по Латинской Америке. В ту пору она в режиме нон-стоп слушала легендарный альбом «Клэш» под названием «Сандиниста!», который потихоньку умыкнула у матери. «Крутые британские парни» посвятили его Никарагуа и сандинистской революции. Когда она, с плеером в ушах, ступила на эту землю, то ожидала увидеть здесь социалистический рай. Но со времени свержения диктатуры тут многое изменилось. Бывшего президента Арнольдо Алемана подозревали в том, что он прикарманил шестьдесят процентов валового дохода государства. А про лидера сандинистов Даниеля Ортегу говорили, что он изнасиловал собственную невестку… Но Жанна не собиралась смаковать горький вкус реальной действительности. Она просто открутила на максимум громкость «Magnificent Seven» и, преисполненная иллюзий, покатила знакомиться со страной.
Такси остановилось. «Интерконтиненталь» оказался верхом безликой роскоши. В одинаковости шикарных современных отелей есть нечто успокаивающее, универсальное, не дающее проклюнуться ощущению чужеродности окружающего, но в то же время навевающее скуку и подспудное чувство неуюта. Куда бы ты ни приехал, повсюду встречаешь одну и ту же обстановку. Впрочем, здешние архитекторы добавили от себя пару-тройку испанских штрихов. Кастильский орнамент. Мавританская плитка. Фонтаны под мрамор. Но это мало помогало: все равно ты понимал, что попал в типичный туристский бастион. Вместе с его неотъемлемым атрибутом: едва успев войти, Жанна уже стучала зубами под ледяным дыханием мощных кондиционеров.
Номер был выдержан в единой цветовой гамме. Белый. Холодный. Комфортабельный. Ни одной индивидуальной ноты. Жанна приняла душ. Включила мобильник. Голос по-испански сообщил ей, что она сменила оператора. Она улыбнулась. Этой мелкой детали хватило, чтобы осознать: она и в самом деле пересекла грань. Новых эсэмэс не было.