— Тысячу долларов, nena! Разрывать могилы — мое ремесло.
— Пятьсот.
— Восемьсот.
— Шестьсот.
— Семьсот. И твой недобеленный идет с нами. Мне понадобится помощник.
Жанна обратила к Николасу вопросительный взгляд. Тот согласно мигнул. Не мог же он показать Анселю, что боится. Она вывернула карманы. Триста долларов.
— Остальное, когда получу тетрадь.
— Заходите за мной в полночь.
— Спасибо, — бросила она. — Вы смелый человек.
Ансель засмеялся. Как ни удивительно, зубы у него оказались превосходные.
— Знаете, как в наших краях распознают нефрит?
— Это такой зеленый камушек, да?
— В этих местах много зеленых камней. Берете нож. Скребете камень. Если остаются следы, значит, никакой это не нефрит. А вот если нож не оставляет никакого следа — это точно он, нефрит.
— На вас ничто не оставляет следов?
— Как на любой драгоценности.
55
На обратном пути Жанна заметила банкомат — наверное, единственный в городе. Она вооружилась своей карточкой «Visa» и сумела извлечь из автомата примерно 500 долларов — в кетцалях. Уже неплохо. Она прикинула: после покупки билета на самолет и оплаты проживания в «Интерконтинентале» ее счет практически опустел. Надо срочно позвонить в банк, распорядиться, чтобы они перевели на текущий счет ее депозитный вклад. Там у нее три тысячи евро — все, что удалось отложить на черный день. Ее вновь охватило ощущение, что она дематериализуется. Она тратила деньги, словно сбрасывала с себя телесную оболочку. Когда за душой не останется ни гроша, она приблизится к сути.
Жанна собрала банкноты и спрятала их в сумку. С Николасом она рассчитается часами. Отдаст ему «Картье», за которые в свое время выложила две тысячи евро. Она никогда не любила эти часы. Купленные на собственные деньги, они служили вечным напоминанием о том, что ей никто и никогда не делал подарков.
На улице Жанна снова взглянула на Николаса. Тот не скрывал злости. Меня не проведешь, говорил весь его вид. Жанна поняла. Если она хочет, чтобы водитель участвовал в этой авантюре, ей придется выложить еще семьсот долларов. Как минимум.
Они договорились с Николасом, что он заедет за ней в половине двенадцатого. Ужинать с ним она не пошла. Не хотелось разговоров. Надо собраться с мыслями. Все же она затевала не совсем обычное дело. Раскопать труп священника, скончавшегося четверть века назад, и украсть у него погребальную «подушку» — дневник.
Наконец-то она смогла принять душ. Из крана лилась тонкая струйка чуть теплой воды. Но она так драила себя мочалкой, что даже согрелась. С улицы доносились крики попугаев. Она слышала их перекличку, пока мылась. Музыкальное сопровождение.
Она посмотрелась в зеркало. Хм, ничего. Очень даже ничего. На лицо вернулись краски. Ей на ум пришла Джулианна Мур, особенно один эпизод из фильма режиссера Роберта Олтмана «Короткие истории». Героиня скандалит с мужем и попутно гладит юбку. С голой задницей. В свое время эта сцена ее шокировала, но сейчас, по прошествии времени, она поняла ее красоту. Светящаяся кожа, рыжеватый пух в низу живота… Абсолютно импрессионистское решение… Интересно, она знала Огюста Ренуара? Мысли скакали с предмета на предмет. Конец XIX века… Абсент… Тома…
В приливе самоуважения она вдруг поняла, что сейчас могла бы сделать с ним все, что угодно. Взять его тепленьким. Только он ей больше не нужен. Новый пируэт мысли. Антуан Феро. Его она тоже потихоньку начала забывать… Что с ним? Где он? Остался в Никарагуа? Бросил расследование и вернулся в Париж? А может…
Она встряхнулась. Расчесала волосы. Нанесла на кожу крем. Оделась. В крошечной ванной комнате, заполненной паром и теплом ее собственного тела, ей наконец удалось согреться. И тошнота понемногу отпускала. Одна. Вокруг неизвестность. Но, странное дело, она чувствовала себя менее уязвимой, чем в Париже. Головные боли отступили. И приступы беспричинной тревоги тоже. Вдруг до нее дошло, что она перестала принимать эффексор. Да, ее подстерегали опасности, но это были реальные опасности. И это хорошо.
Она спустилась в пустой ресторан. Устроилась на застекленной веранде с видом на озеро. Разглядеть, что творится на улице, отсюда, из слишком ярко освещенного зала, было невозможно. Деревянные столы. Свечи в бутылках черного стекла. Желтоватого оттенка крашеные стены. Унылое местечко…
Она наугад выбрала из меню блюдо, название которого в буквальном переводе означало «фаршированное по-черному». Ей принесли кусочки курицы, плавающие в остром соусе, украшенные жареным луком, ломтиками маринованной свинины и яичным белком.
И рис. Она заставила себя поесть. Ночью надо быть в форме. Перца повар не пожалел. И жира. У еды был привкус земли и корней. На ум сразу пришел человек в красной бандане. Она как наяву услышала его голос: «За кукурузного!» Аппетит окончательно пропал.
— Нравится?
Жанна чуть не подскочила на стуле. Рядом стоял Николас.
— Пытаюсь набраться сил.
— Ты представляешь себе, что нам предстоит? Понимаешь, что все это означает для индейца?
Жанна пожала плечами. Почти насмешливо. Ему показалось — презрительно. Нынче вечером ладино ощущал себя индейцем. И дал волю своему внутреннему майя.