— А что, если убийца хотел таким образом защитить пространство жертвоприношения?
— Возможно. В некотором смысле свой мир.
Элен Гароди взглянула на часы. Обеденный перерыв окончился.
Жанна задала последний вопрос:
— Как по-вашему, между каннибализмом и аутизмом есть хоть какая-то связь?
— А вы упрямая, — раздраженно ответила Гароди. — Я же сказала, что убийца не страдает подобной патологией.
— Но можно представить себе, что такая связь существует?
— Отчасти, — уступила Гароди. — Но только если понимать каннибализм как фантазм. В тридцатых годах многие психоаналитики, такие как Мелани Кляйн, отмечали, что сексуальные порывы аутистов имеют агрессивный характер.
Элен Гароди вернула ей фотографии и встала.
— Сожалею, — сказала она, поднимая с земли свою сумку, — пора браться за работу.
Жанна последовала за ней. Они пересекли лужайку, вошли в здание и спустились по лестнице, ведущей в раздевалку. В лицо ударил прохладный воздух из кондиционера. Жанне показалось, что она прошла сквозь ледяное зеркало.
— Никак не отрегулируют эту штуку как следует… — пробормотала Гароди.
Она подошла к одному из покрывавших стену шкафчиков. Открыла его, без малейшего стеснения сбросила купальник и натянула черные «боксеры» и лифчик того же цвета.
Выпрямилась и спросила, рассматривая Жанну:
— Что это на вас за блузка?
На Жанне была рубашка из тонкого хлопка, черная и прозрачная, под которой угадывался сверхтонкий бюстгальтер. Сухим тоном сапера, обезвреживающего мину, она перечислила:
— Хлопок. Дышащий. От «Джозеф».
— Парни небось слюной исходят?
Они посмеялись. Жанна без труда представляла себя с этой женщиной за бранчем. Как они перемывают мужчинам кости. Но тут Элен Гароди достала из шкафчика темную тунику. Белую накидку. Покрывало…
От удивления Жанна так и застыла. Директриса оказалась монахиней. Этим и объяснялось то хладнокровие, с которым она отнеслась к зверскому убийству Марион Кантело. Всеобъемлющая сила веры…
— Познакомьтесь с сестрой Элен, — сказала она, слегка присев. — Из Сионского ордена кармелиток. Персонал института Беттельгейма на пятьдесят процентов состоит из монахинь. И как видите, руководит им именно эта половина.
Сбитая с толку Жанна не нашлась что ответить.
— Не стоит судить по наружности, — улыбнулась сестра. — Особенно ничем не прикрытой.
32
— Жуткая вонь, правда?
Жанна и не подумала возражать. Она стояла перед застекленными корпусами лаборатории Павуа. Когда она назвалась на проходной, Бернар Павуа спустился к ней, и они вместе вышли наружу. Жанна спрашивала себя зачем. Здесь все перебивала удушливая, пронзительная, ржавая вонь.
— Это заводы Сен-Дени, — объяснил гигант. — Все, что осталось от былого промышленного подъема департамента. Знаете, почему с конца девятнадцатого века в девяносто третьем построили столько фабрик?
— Нет.
— Из-за розы ветров. Парижские капиталисты хотели быть уверенными, что промышленные ароматы не доберутся до столицы. Особенно до западных районов Парижа, где тогда возводили шикарные кварталы.
Особенно до западных районов Парижа, где тогда возводили шикарные кварталы. Когда я был ребенком, заводы Сен-Гобена с их серной вонью еще работали в Обервилье и там же неподалеку жгли кости с боен Ла-Виллет. В те времена не говорили «пахнет серой» или «разит падалью», тогда говорили «воняет Обервилье».
— Вы родились в этом департаменте?
— В Бонди. Как Андре Мальро.
Жанна обернулась и окинула взглядом длинное строение из стекла и бетона. Тысячи квадратных метров, отведенных под научные исследования. Пять этажей стерильных помещений, компьютеров и ученых в белых халатах. Наглядное доказательство успеха Бернара Павуа. Идеально чистая цитадель науки посреди захудалого парижского предместья.
— Департамент девять-три открывает все пути, — пошутила Жанна.
— Если только задержаться в нем. Мне всегда хотелось что-то сделать для родных мест. Вот я и создал эту лабораторию. Вместо того чтобы прозябать в каком-нибудь научно-исследовательском отделе, я решил доказать всем, что северное предместье — не только рассадник атмосферных загрязнений, нищеты и насилия. Не уверен, что мне это удалось. В итоге нас прославили городские беспорядки да два несчастных паренька, погибших в трансформаторной будке…
В первый раз Бернар Павуа показался ей Буддой — холодным и невозмутимым. А сейчас он был страстным, одержимым борцом, Големом с горячей кровью.
— Можно я закурю? — спросил он. — Дым вам не помешает?
— Хуже уже не будет.
— В этом преимущество здешних мест, — подмигнул ей Павуа. — Ниже не опустишься.
Он неторопливо закурил сигарету. К своему удивлению, Жанна находила в нем необычайное очарование. За силой и спокойствием в этом человеке скрывалась неподдельная нежность, стремление любить и защищать. Этот бесстрастный толстяк в квадратных очках и с пеликаньим зобом был еще и плюшевым мишкой. Мужчиной, который мог сделать свою подругу счастливой, вот только несколько дней назад его мир рухнул.
— Я читал газеты, — сказал он. — Пожар на улице Монсе. Узнал вашего коллегу на фотографии. Это связано с убийством Нелли?
— Франсуа Тэн — так его звали — обнаружил нечто опасное для убийцы. Все указывает на то, что его устранили.