— Это точно?
— По крайней мере, за последние полгода они не встречались с одним и тем же человеком. Впрочем, обе они мало с кем общались. Первая была помолвлена. С учителем, вьетнамцем по происхождению. Вторая недавно развелась. Брак длился два года. Детей не было. И она жила с тем толстяком из лаборатории.
— Вы допросили ее бывшего мужа?
— Жанна, ты говоришь мне о рутине. А эти убийства совсем другого масштаба. В них нет ничего рутинного, усекла?
Да уж, она усекла.
Лес кусает тебя…
— Все говорит о том, что это расчетливый убийца. Несмотря на все его зверства, голова у него холодная. Он выбрал себе жертву. Выследил ее. Гнался за ней, пока не застал ее врасплох в подходящий момент. И все это — по причинам, известным ему одному.
— Не может быть, чтобы вы ничего не нашли.
Тэн снова прислонился к стене рядом с почтовыми ящиками.
— Ладно, — признался он. — Кое-что у нас есть.
— Что?
— Аутизм.
— Объясни.
— Я подробнее узнал о центре, где работала первая жертва, Марион Кантело. Туда принимают только детей с первазивными расстройствами развития, а это обычно означает синдром аутизма.
— И какая тут связь с Нелли Баржак, второй жертвой? — спросила она с наигранным простодушием. — Или с убийцей?
— Насчет Баржак понятия не имею. Но вывернутые ладони убийцы могут быть симптомом аутизма. Он перемещается на четвереньках, выворачивая ладони назад.
Были и другие симптомы. Ей снова почудился голос Феро: «Реверсия местоимений. Повторение вопросов. Эхолалия. И даже лицо: вы заметили, как оно исказилось, когда заговорил другой».
Сам того не зная, Тэн напал на след Хоакина.
«Оно» у него внутри.
— И что ты об этом думаешь?
— Трудно сказать. Я выяснил, что гипотеза об убийце-аутисте несостоятельна. Он недостаточно организован, чтобы подготовить такие убийства. А главное, человек с подобным расстройством может стать агрессивным, если почувствует угрозу, но он не способен совершить преднамеренное убийство.
— И амниоцентез тут ни при чем?
— Нет. В лаборатории «Павуа» не выявляют таких генетических аномалий. Не доказано, что аутизм вообще связан с генами. Специалисты расходятся во мнениях.
— Вернемся к первой жертве. Может, в детстве убийцу помещали в этот центр?
— Ну да. Только и здесь нас ждет тупик. Наш клиент — взрослый человек. Значит, туда он мог попасть не меньше двадцати лет назад. А в то время центр еще не существовал.
Тэн похлопал по почтовым ящикам. Они были из дерева и походили на скворечники, какие развешивают в садах.
— А что с надписями?
— Ничего нового. Впрочем, тут я ни на что и не рассчитываю. Убийца придумал новый язык. Никакого смысла в нем нет. Даже если эти знаки напоминают какой-нибудь алфавит.
— Подожди заключения экспертов.
Тэн пожал плечами:
— А что еще мне остается?
Он снова принялся расхаживать взад-вперед, но уже не так нервно и решительно.
Тэн пожал плечами:
— А что еще мне остается?
Он снова принялся расхаживать взад-вперед, но уже не так нервно и решительно. Похоже, они возвращались в пространство размышления.
Смутных ощущений. На стадию субъективных впечатлений.
— Я нюхом чую, — признался Тэн, — что за всем этим есть какой-то общий фон. Как бы возвращение к первобытным временам. Человеческая деградация. Место преступления всегда напоминает о ритуале жертвоприношения. Все происходит на парковках, в подземных помещениях, то есть в пещерах. В этом смысле сегодняшняя мастерская отлично вписывается в общую картину.
— Почему?
— Сама увидишь. Еще одна деталь. По мнению патологоанатома, кости жертв разбивали кремнем. Или каменным орудием. Кроме того, их ломали, чтобы высосать костный мозг. Похоже, этот тип в самом деле принимает себя за первобытного человека со склонностью к каннибализму. И тут возникает связь со специальностью Франчески Терча. Все вместе отсылает нас к чему-то допотопному, незапамятному. Даже аутизм можно рассматривать как возвращение к доисторическим временам…
Жанна нетерпеливо перебила его:
— Так пошли?
Свирепо улыбнувшись, Тэн спросил:
— Тебе ведь это нравится?
— Что нравится?
— Холодное мясо.
Жанна взвилась:
— Не больше любого другого.
— Рассказывай. Ладно, идем.
— Нет, погоди. По-твоему, я похожа на любительницу падали?
Тэн обернулся. Теперь в его улыбке сквозила нежность:
— Ты разве не замечала, что ты… малость мрачновата?
— Мрачновата? Вовсе нет.
— Скажем, шутницей тебя не назовешь.
— Все зависит от настроения.
— Спорим, ты не знаешь ни одного анекдота?
— А вот и знаю. Сколько хочешь.
— Ну валяй.
Жанна задумалась, взвесив всю нелепость ситуации. В двух шагах от места преступления она ломает голову, пытаясь припомнить анекдот. Но ей хотелось доказать этому придурку, что она не такая. Кровожадная судья. Одинокая женщина. Чокнутая с мрачными мыслями. Пережившая травму девчонка, которая до сих пор считает про себя в безмолвном лесу…
— Знаешь, в чем разница между системой автоматической поливки и женщиной, которой предлагают заняться содомией?
— Не знаю.
— А нет никакой разницы.
Жанна медленно повертела головой, как система автоматической поливки, прицокивая:
— Це-це-це-це-це…
Тэн расхохотался.
— Идем. Полюбуемся бойней.
21
Первый зал заполняли расставленные по полкам головы, каждая из которых иллюстрировала отдельную эпоху, выражение лица и сферу деятельности. Здесь были представлены кинематографисты, телевизионщики, политики. А главное — пращуры рода человеческого. Были тут и керамические головы без кожи, с прорисованными шпателем голыми мышцами.