— Не знаю. Он исчезает. Но это опасно, я уверен.
— Я должен его увидеть.
— Невозможно.
— Я не могу поставить диагноз, не поговорив с ним, — возразил Феро. — Не могу лечить его через посредника.
— Все равно из этого ничего не выйдет. Вы ничего не увидите. Ничего не почувствуете.
— Позвольте мне судить самому.
Эти слова Феро произнес с необычной для него властностью. Он стал почти агрессивным. Но испанца, похоже, это не смутило.
— Недуг у него внутри, понимаете? Скрытый. Невидимый.
— Я здесь только и делаю, что охочусь за подавленными тайнами, о которых не подозревают даже их обладатели.
— У моего сына все иначе.
— В чем же разница?
— Я вам уже объяснял. Бояться следует не моего сына. А того, другого.
— Значит, он страдает раздвоением личности?
— Нет. У него внутри живет другой человек. Или, скорее, ребенок. Ребенок, у которого своя история, свое развитие и свои требования. Ребенок, который вырос внутри моего сына. Словно раковая опухоль.
— Вы говорите о том ребенке, которым был ваш собственный сын?
Упавшим голосом испанец произнес:
— Вы же знаете, что тогда меня с ним не было.
— Чего вы опасаетесь теперь?
— Что эта личность вырвется на свободу.
— В каком смысле вырвется?
— Не знаю. Но это опасно. Madre de Dios!
— А о припадках вы что-то знаете наверняка?
Послышались шаги.
Но это опасно. Madre de Dios!
— А о припадках вы что-то знаете наверняка?
Послышались шаги. Испанец пятился назад. Видимо, к двери.
— Мне пора. В следующий раз я расскажу вам подробнее.
— Вы уверены?
— Я сам должен все обдумать. Все это — часть целого.
Шум отодвигаемого стула: Феро встает.
— Какого целого?
— Это как мозаика, понимаете? Каждый кусочек привносит свою долю истины.
У испанца тоже был завораживающий голос. Он становился все теплее и теплее. Если тут вообще есть какой-то смысл, он казался загорелым. Обожженным годами жары и пыли. Жанна воображала высокого, седого, элегантного мужчину лет шестидесяти. Иссушенного светом и страхом.
— Я хочу встретиться с ним, — настаивал Феро.
— Это бесполезно. Он не станет говорить. Он ничего вам не скажет. Я имею в виду — тот, другой.
— Может, все-таки попытаемся?
Звук шагов. Феро догнал испанца у порога. Короткое молчание.
— Я подумаю. Я вам позвоню.
Они попрощались. Хлопнула дверь. И больше ничего. Видимо, Антуан Феро тут же вышел из кабинета. Жанна несколько раз подряд прослушала этот таинственный разговор, потом улеглась, не включая свет ни в спальне, ни в ванной.
Когда она чистила зубы, ей пришло в голову, что сегодняшний вечер не завершился постыдным. Она не мастурбировала. От этого она испытала смутную гордость. Вечер остался чистым.
Жанна вытянулась на простынях. Ночь задыхалась в собственной духоте. Из глубин неба надвигалась гроза. Мимо окна проплывали облака, окаймленные лунным сиянием. Она повернулась на бок, щекой на подушку. Свежесть. Каждый вечер она сбрызгивала подушку эвкалиптовым маслом. Привычка родом из детства…
Она закрыла глаза. Антуан Феро. Его голос. Несколько часов назад на сеансе у своей психологини она не удержалась.
— Мне говорили об одном психиатре, — сказала она как бы невзначай. — Об Антуане Феро. Слышали о таком?
— Вы хотите сменить врача?
— Нет конечно. Вы с ним знакомы?
— Немного.
— А что вам о нем известно?
— Проводит консультации в одной клинике. Не помню точно в какой. Еще у него частная практика в Пятом округе. Прекрасная репутация.
— Какой он?
— Я его толком не знаю. Так, встречала на семинарах.
— Какой он… внешне?
У психологини вырвался смешок. Сеанс подходил к концу.
— Скорее симпатичный.
— Симпатичный насколько?
— Симпатичный выше среднего уровня. А почему вы спрашиваете?
Жанна что-то наплела о психологической экспертизе, о срочной встрече. И спаслась бегством, как мышь, унося эти драгоценные сведения. Симпатичный насколько? Симпатичный выше среднего уровня…
Жанну клонило в сон, но в голове все еще проносились мысли. Она посреди брода. Уже рассталась с берегом Тома — и это далось ей легче, чем она могла себе представить, — но пока не достигла другого берега. Берега голоса. Берега Феро.
А тем временем река дней утекала между ее босых ног…
Она засыпала. Дождь хлестал по окнам — наконец разразилась гроза. Жанна приняла решение. Решение смутное, безвольное, уже размытое сном, но она знала, что завтра утром оно вернется с новой силой.
Мне необходимо увидеть его лицо. Лицо голоса.
13
— Кажется, у меня кое-что есть, — сказал Крендель.
Жанна не поняла. Звонок мобильного вырвал ее из сна. Взглядом она поискала часы на прикроватном столике, залитом лужицей света. 9.15. Твою мать. Она проспала.
— Слушаю, — произнесла она, откашлявшись.
— Три перевода со счетов «ВЧ». В Швейцарию. Все на один счет. В Объединенный банк Швейцарии.
Жанна заслонила лицо ладонью. Солнце заливало спальню. Мешало ей видеть, о чем он говорит.
— Какие суммы? — спросила она машинально.
— Двести тысяч евро. Триста тысяч евро. Двести пятьдесят тысяч евро. Меньше чем за неделю.
— Имя получателя известно? — сказала Жанна, так до конца и не проснувшись.
— Нет конечно. Но даты совпадают. Июнь две тысячи шестого года. Сразу после переброски оружия и оплаты счетов «EDS»… И примерно на те же суммы. Пора ехать туда на разведку. В Швейцарию.