Карлос Эскаланте махнул рукой в сторону стоящего в центре комнаты круглого стола с несколькими компьютерами, приглашая их присесть. Поразительно, насколько его жизнерадостная и дружелюбная улыбка не вязалась с мрачной темой разговора.
— Самое любопытное, — начал он, — это то, что в Аргентине преступления против несовершеннолетних не имеют срока давности. Они не подпадают под амнистию. Поэтому дела об украденных детях позволили дотянуться до тех генералов, которым удалось отвертеться от других обвинений. Даже Карлос Рафаэль Видела был в 1998 году осужден. Его судили как идейного вдохновителя похищений детей, лишения их гражданского состояния и фальсификации их личности. Сегодня все эти дела принимают странный оборот. Есть дети, которые сами подают иски на своих приемных родителей…
Жанна попыталась представить себе эту кошмарную фантасмагорию. Женщины, рожающие в пыточной камере.
Женщины, рожающие в пыточной камере. Дети, которых преподносят друг другу на Рождество, как коробку конфет. Палачи, воспитывающие потомство своих жертв. Тридцатилетние мужчины и женщины, волокущие приемных родителей в суд и восстанавливающие собственные семейные корни по костям, найденным в пустыне или на Атлантическом побережье Уругвая…
— Виновники этих преступлений сейчас за решеткой?
Эскаланте разразился новым взрывом смеха. Он так и не сел. Маленького роста, он продолжал говорить, меряя шагами комнату и задирая вверх подбородок, словно хотел, чтобы его слова проникли сквозь толщу стен:
— В Аргентине никто не сидит за решеткой! Они все под домашним арестом! Просто-напросто!
— В делах, которые вы успели изучить, вам не попадалось упоминание о мальчике по имени Хоакин?
— Как его фамилия? Я имею в виду, фамилия приемных родителей?
— Не знаю.
— Я могу поискать для вас. А что с этим мальчиком?
— Мы просто слышали про него. Даже не уверены, существует ли он на самом деле.
Журналист нахмурил брови. Желая избежать дальнейших расспросов, Жанна решила сменить тему:
— И еще мы ищем адрес полковника Винисьо Пельегрини.
На лицо Эскаланте вернулась улыбка:
— Адрес Пумы? Ну, это-то не трудно. Даже в газетах есть. В рубрике «Кто есть кто». Но я могу посмотреть здесь.
Он с видом деловитого зубного врача крутанул к себе кресло на колесиках и склонился над одним из выдвижных ящиков.
— Готово! Ортис-де-Окампо, дом триста шестьдесят два. Один из самых шикарных кварталов Буэнос-Айреса — Палермо-Чико!
— Как вы думаете, он согласится с нами встретиться?
— Наверняка! Пельегрини не похож на остальных генералов. Он из породы болтунов. Провокатор. При этом не лишенный обаяния. Во всяком случае, язык у него подвешен как надо.
Жанна и Феро дружно поднялись с места, вслед за ними встал и журналист, протягивая листок с записанным адресом:
— Отправляйтесь к нему прямо сейчас. Я уверен, что вы застанете его дома. Сегодня ведь воскресенье — день asado.[10] Сегодня все устраивают барбекю. Святое дело!
68
Бифштексы на гриле. Дымящиеся чурраско. Сочащиеся жиром сосиски. Поджаренная кровяная колбаса… Все это шкворчало, шипело, стреляло — сооружение для барбекю растянулось на несколько метров. Ничего не скажешь, Винисьо Пельегрини подошел к обряду приготовления asado с размахом.
Палермо-Чико расположен в северо-западной части города. Виллы, выстроенные по французскому образцу, особняки, поместья в английском стиле — в окружении деревьев и кустов дикого винограда. По стенам стелется плющ, укрывая от любопытных взоров роскошные строения и сторожевые будки; если присмотреться, в его зарослях можно разглядеть протянутые электрические провода.
Видеокамеры. Переговорные устройства. Охранники. Собаки. Металлоискатели. Личный досмотр. Чтобы проникнуть в сад Пельегрини, Жанна и Феро миновали все эти этапы. Но самым лучшим пропуском послужило им то, что они были французы. Вилла оказалась более современной, чем большинство других сооружений квартала. Светлое строение строгих линий в духе Малле-Стивенса, украшенное квадратными башенками и искусно выполненными витражами. Жанне вспомнилось, что Пельегрини живет здесь под домашним арестом: да уж, это, наверное, самая комфортабельная из всех виденных ею тюрем.
Они прошли вперед. Перед ними расстилались лужайки, окаймленные плакучими ивами, столетними дубами и величественными сикоморами. Под ними хлопотали мужчины в фартуках и белых колпаках, похожие на шеф-поваров французских ресторанов. Гости с тарелками в руках спокойно дожидались, пока готовились все эти груды мяса…
Жанна полагала, что встретит здесь генералов в военной форме и пожилых дам в строгих костюмах.
Еще один стереотип… Сборище скорее напоминало модное «пати» в каком-нибудь закрытом клубе Майами. Мужчины, правда, были не первой молодости, но выглядели стройными и подтянутыми. Прекрасно одеты, у всех — спасибо аргентинскому солнцу — загорелая кожа. Отличного покроя брюки, свитеры от «Ральфа Лорена», туфли для гольфа… Женщины в основном годились им во внучки. Правда, у многих на лице — характерное застывшее выражение, какое бывает у людей азиатского происхождения или — как в данном случае — у тех, над кем поработал скальпель хирурга-косметолога. Наряды от Гуччи, Версаче и Прада. Любая, без исключения, могла смело претендовать на титул Мисс Аргентина, а то и Мисс Латинская Америка.
Бывшие диктаторы недурно сохранились, подумала Жанна. Офицеры, убивавшие, пытавшие и грабившие людей, похоже, чувствовали себя превосходно — несмотря на то, что в последние три десятка лет на каждого из них было заведено судебное дело. Их это мало волновало: они безмятежно ждали приговора, убежденные, что аргентинскому правосудию все равно не опередить старуху с косой.