А то, что можно, — самое время делать сейчас. Пока поле с его хлопотами не поглотили целиком.
В городах все иначе. Зима — время торговое. Дороги стали доступнее, после летних работ люди чуть разбогатели, кое-что себе позволить могут.
И как всегда, в городах велись разные разговоры. С опаской, вдруг кто подслушает, люди жаловались на жизнь, тут же поминали взятие Азова, но и царя поругивали втихаря за его пристрастие к иноземцам и любовь к диковинкам. Местами ходили слухи про летающие шары, а то и более странные вещи. И только Антихристом царя пока никто не называл. Хотя осуждений было много больше похвал.
Но это были привычные проявления старого. Не в том смысле, что старое — обязательно плохое. Как и новое — отнюдь не всегда хорошее. Чего уж хорошего можно было найти в разворачивающемся строительстве канала Волга-Дон? В морозы при свете горящих смоляных бочек под присмотром солдат. И не только присмотром. За провинность могли тут же выпороть, а то и повесить без особых разговоров.
И совсем уж новым была фабрика в Коломне. Кстати, тоже огражденная войсками. Только поди разберись, то ли служивые стерегут имущество от всякого худого люда, то ли, наоборот, приставлены охранять город от пыхтящих внутри фабрики железных тварей. Одни говорят — драконов, привезенных из-за моря и сдерживаемых мощным заклятием. Другие — рукотворных машин, изготовленных в том числе известным уже половине жителей Володькой Ардыловым.
Какие только разговоры не бродят по белу свету! Не сразу скажешь, чему из них верить, чему — нет.
3. Флейшман. Хозяин
Самочувствие было отвратительным. Уж лучше бы я умер вчера! И это несмотря на то, что вся наша компания попала на пир, когда он был в полном разгаре. Что до Командора, который присутствовал там с самого начала, то вид у него был из тех, про который говорят: краше в гроб кладут.
Это хорошо, что дальше полковой избы мы никуда не пошли. Вернее, не было уже сил идти куда-то. Так и заснули кто на лавках, кто под лавками.
Теперь я наглядно сумел оценить французский вариант. Король ест и пьет совершенно один. Да за одно это ему памятник надо ставить! С надписью «За сбережение здоровья подданных». И пусть никто мне не говорит о королевском высокомерии. Они просто не познали всю простоту Петра. Если это можно назвать простотой.
Самое интересное — похоже, никакого похмелья Петр не испытывал, хотя пил вчера не меньше нас.
Если это можно назвать простотой.
Самое интересное — похоже, никакого похмелья Петр не испытывал, хотя пил вчера не меньше нас. Так, с самого утра был чуть помят, но после легкого завтрака полностью оклемался и сейчас был единственным из всех собутыльников, который просто кипел энергией. Я же только и мечтал, чтобы завалиться в тихий уголок да отлежаться там пару часиков. А лучше — до вечера.
Не надо было мне возвращаться домой. В крайнем случае — говорить посланнику, что я здесь. Прикинулся бы отсутствующим, и хотя бы человеком себя сегодня чувствовал.
— По сколько часов в день работаете? — внезапно спрашивает царь, следя, как люди довольно сноровисто выполняют свои обязанности.
— По десять, государь. — Говорить тяжело. Хоть бы кваску испить, да как-то неловко.
— Почему так мало? Надо по четырнадцать, не меньше. — Глаза Петра становятся злыми. Усы топорщатся, как у кота, но не мартовского, а готового к битве за свою территорию. Или это тоже следы похмелья? Есть же люди, с утра злые на весь мир!
— Невыгодно. Начиная с определенного момента человек устает. Как следствие, ошибок он делает больше, а производительность труда падает. Плюс накапливается общая усталость от работы без полноценного отдыха, — поясняю я.
Никаким гуманизмом даже близко не пахнет ни здесь, ни в Европе. Но хоть категории выгоды понимать необходимо.
— Нерадивых наказывать, — отрубает Петр. — За каждую ошибку пороть, пока не научатся. И никакой усталости. Пускай забудут это слово.
— Людей надо не только наказывать, но и награждать. За ошибки предусмотрены штрафы, за хорошую работу — дополнительные премии. Мне не нужна смертность от непосильной работы.
— Нужны люди — еще деревни к вашему заводу припишу. — Петр даже производство умудрился сделать крепостным. Но я прекрасно помнил грядущие бунты доведенных до отчаяния людей. И рыть себе яму совсем не хотелось.
— Крепостные у нас заняты на подсобных работах. Большинство мастеров свободные. Те, которые ими не являются, за примерную работу могут получить волю. Раб не заинтересован в конечном результате. А у нас люди работают, зная за что.
В своем кругу мы несколько раз обсуждали, возможно ли надавить на Петра так, чтобы он вообще отменил позорное, хотя привычное, крепостное право. В нашей реальности всю жизнь Петр только укреплял его, сделав едва ли не все население в нечто абсолютно бесправным.
Даже, наверное, всё. Как удалось вспомнить, для тех же дворян служба государству была делом пожизненным. Крестьяне работают на своего помещика, а тот все время проводит в армии. В крайнем случае — на штатской службе. Это уже Петр Третий введет указ о вольности дворянства. Только о крепостных при этом как-то позабудут.