Шеин сполна оценил прозвучавшую в моем голосе опосредованную угрозу. Дело пахло не только бунтом тех, кто проделал трудный поход. Остальные солдаты гарнизона неизбежно должны были принять мою сторону в конфликте. Просто потому, что могли бы оказаться на месте лишенных положенной награды людей. И получалось, что опереться воеводе не на кого. Даже поместная конница не станет поддерживать явно несправедливые требования первого российского генералиссимуса. Да и следствие не найдет в моих действиях состава преступления.
Я протянул воеводе составленную по всем правилам опись контрибуции с подписями господ офицеров, казначея и атаманов.
Рука моя повисла в воздухе. Тогда я положил бумаги на стол.
— Разрешите идти? — Чуть было машинально не поднес руку к виску, позабыв на мгновение, что подобный жест пока не в ходу.
— Не разрешаю. По какому праву был разжалован капитан Олсуфьев? — Теперь было понятно, откуда ветер дует.
Родственнички. Мать их перемать!
— Бывший капитан Олсуфьев виновен в невыполнении прямого приказа на поле боя, — я старательно подчеркнул слово «бывший». — В результате весь вверенный мне отряд был едва не уничтожен. Считаю, таким людям не место в офицерах, пока они не сумеют доказать своим последующим поведением, что достойны доверия.
Шеин явно задался целью испепелить меня взглядом, раз уж больше ничего сделать мне не мог. Даже арестовать и то выйдет ему таким боком!
Правда, разжаловать Олсуфьева своей властью я действительно не мог. Вот вздернуть на ближайшем суку — вполне. Или расстрелять за неимением под рукой дерева и веревки.
— Свободен, — буркнул Шеин, осознав, что игру в глазелки выиграть ему не удастся.
Радовался я рано. Поздно вечером посыльный вручил мне предписание сдать полк заместителю, а самому немедленно отправиться в Таганрог и принять на себя руководство строительством крепости. Вроде бы не наказание, и все ж с глаз долой…
12. Воеводы и военачальники. Решения и последствия
— Государь и повелитель наш! Спешу донести до тебя… Нет, не так.
Подожди… — Шеин прошелся вдоль кабинета.
Писарь послушно застыл над бумагой, готовясь занести на нее мысли славного воеводы.
— Спешу обрадовать тебя новыми подвигами войск и флота российского. В ответ на татарский набег войска, мне вверенные, совершили переход по открытому морю, высадились в Крым и после трудного перехода осадили город Кафу. Устрашенные русской силой басурмане выплатили нам большой выкуп. Весь обратный путь прошел под непрерывными налетами татар, отбитыми с большим для них уроном. Казна же доставлена на ожидающие корабли, и все войско благополучно вернулось в Азов.
Шеин задумался, подбирая весомые убедительные слова, обязанные обрадовать находящегося за границей государя.
— Потеря же наша совсем небольшая. Хоть недостаток сил и отсутствие осадной артиллерии не позволил захватить весь Крым, отныне поганые ханы будут знать, что… — Воевода замялся, потеряв нить рассуждений. — Отныне поганые ханы не будут знать покоя, ведая, что их положение не спасет от неотвратимого возмездия российских войск и флота.
Фраза не очень понравилась, однако ничего другого в голову не шло, а письмо хотелось отправить поскорее.
— В довершение хочу отметить службу всех чинов, в походе участвовавших. Особливо отличился Егерского полка капитан Олсуфьев, за подвиги свои пожалованный мной в полковники и командиром этого полка назначенный. Предыдущий же послан мной в Таганрог, как человек опытный во всякого рода делах и могущий привести крепость в положенное состояние в срок самый краткий.
На большее в отношении Кабанова Шеин не решился. Человек знатный, он на подсознательном уровне учитывал расстановку сил в верхах. Царь привечает бывшего пирата, значит, обвинять полковника огульно опасно. А вот так, удалить с кажущимся повышением — и кто что заподозрит? Там, на стройке, столько недочетов, что былые заслуги быстро забудутся под гнетом всевозможных нареканий. Пусть выпутывается, если сможет.
Главное, к самому Шеину претензий не будет. Радел за дело, вот и поставил способного человека на ответственный пост.
Воевода провел рукой по густой бороде и милостиво кивнул писарю:
— Давай подпишу, и сегодня же отправь государю. То-то радости ему на чужбине будет!
А сам невольно представил тот поток милостей, который выльется на доблестного победителя татар. И на душе сразу стало радостно и светло. Ведь победитель — это всегда тот, который по своему положению является самым главным.
Письму предстоял долгий путь. Сначала — до Москвы, откуда его повезут по следам царя за границу царства. Бумаге суждено побывать в Риге, затем — в Кенигсберге, совершить путешествие по многочисленным германским государствам, чтобы в конце концов оказаться в Голландии и вместо самодержавного властелина попасть в руки плотника на Саардамской верфи.
Впрочем, плотник тот и был русским царем, находящимся, так сказать, в длительной командировке. Но до веселого победного пиршества в чужом городе было еще далеко…
Как и до возникших вопросов. Например, кто конкретно руководил рейдом? Не сам же Шеин! И почему Кабанов, по собственному признанию и свидетельствам его былых подвигов, прирожденный руководитель подобных рейдов, вдруг превращен волею боярина в строителя, хотя его место явно не там?