По случаю воскресенья никто в крепости не работал. Служивый люд отстоял утреннюю службу и сейчас мелкими и не очень группами наполнял улицы, ведя неспешные беседы. С едой в городе было неважно. Кормили плохо. Жалованье задерживали и не платили уже давно. Все обносились, даже последние нательные рубахи у многих развалились прямо на теле. Новая же форма так и не приходила.
На фоне стрельцов и солдат прибывшие егеря, одетые с иголочки, казались выходцами из другого мира. Понятно — недавно набранные. Послужат немного — тоже превратятся в оборванцев. С таким царем это быстро.
Ширяев не спеша прогуливался по городу. Одет он был поверх мундира в обычную епанчу, как простой солдат. Со стороны не скажешь, офицер или нет. Если же при его появлении частенько умолкали разговоры, так это от возникшего уже давно антагонизма.
К потешным остальные солдаты относились плохо. Как к привилегированным частям, которым и платят вовремя, и одевать не забывают, и почет повсюду оказывают. Егеря, правда, к потешным не относились. Вообще появились недавно, и большинство толком не представляло, кто это такие.
Егеря, правда, к потешным не относились. Вообще появились недавно, и большинство толком не представляло, кто это такие. Но к новшествам царя многие относились с предубеждением. Солдат ли, офицер, а как побежит докладывать по команде услышанное, так греха не оберешься. Тут это быстро. Лучше помолчать, пока егерь не пройдет, и уже между собой спокойно поговорить за жизнь.
— Пес царский! — донеслось в одном месте до Ширяева.
Григорий спокойно оглянулся и посмотрел на группу стрельцов. Однако те молчали, словно фраза Ширяеву померещилась. Кто-то глядел на него с вызовом. Большинство предпочло отвести глаза.
И ладно. Не выяснять же отношения!
Зато в другом конце улицы окликнули:
— Кто такие будете?
— Служивые, — улыбнулся Ширяев окружившим его стрельцам.
— Это понятно. Навроде потешных али как?
— Мы — егеря.
— А энто как? Слово-то чудное.
Ширяев объяснил. Рассказал о службе, о подготовке, помянул, что жалованье выплачивается вовремя. Целых одиннадцать рублей в год рядовому, а кто повыше — еще больше.
— Надо же — кому-то вовремя, а кому вовсе не платят! — в голосе говорившего прозвучали злые нотки.
— Да ладно, Кондрат! Они же новые! Потом тоже хлебнут горя, — попытался успокоить его сосед.
— Почему не платить? Хозяйств у нас нет, иных доходов тоже. Да и со временем все равно не густо. Сплошные учения, порою передохнуть некогда, — миролюбиво поведал Григорий.
— Будто мы ничего не делаем! — вновь возмутился Кондрат. — Сидим тут вдали от дома, и возвращать нас не собираются!
— А хозяйство на бабах, — поддержал его еще один стрелец. — Много ли бабы наработают? Того гляди, по миру пойдешь.
— Так война же, — попытался урезонить стрельцов Григорий. — Налетят турки на Азов, захватят, и, почитай, все жертвы псу под хвост. Что тогда, сначала начинать?
— Еще раз начинать, вестимо, не годится, — вздохнул второй, рассудительный. — Но и мы тут вечно сидеть не могем. Смена должна быть. Жалованье, опять же. Пообносились совсем, да и домой привезти чегой-то надо.
Его поддержали. Служба службой, но и вознаграждение за нее должно быть. И несправедливо: кто-то в Москве под боком у жены находится. А кто-то — у черта (не будь лишний раз помянут) на куличках. Полковникам да воеводам что? Они свое, чай, получат. Потешные опять-таки всякие…
— Так в чем проблема? Слышал, будто набирают четыре новых полка из охотников. Переходите туда. Будет вам жалованье вовремя. Но спокойной жизни не обещаю. — Ширяеву по-своему стало жалко этих людей, на которых наплевало собственное государство.
Правда, они тоже частенько служили не делу, а отдельным лицам. И давно представляли собой не воинскую силу, а вооруженную толпу, больше занятую своими правами, чем обязанностями. Да еще весьма специфическими методами.
Если бы в жизни все было так же четко и определенно, как в полузабытых учебниках истории!
— А бабу с ребятишками куда? — сверкнул глазами Кондрат. — И лавка у меня. Ее что, первому встречному подарить?
— Так выбирать надо. Или служба, или лавка. — Ширяев знал, что вопрос о роспуске стрелецкого войска уже решен.
— Завсегда совмещали, и ничего. Чай, не последняя голь перекатная. Нам была прибыль и честь, царям — польза, — подбоченился Кондрат.
А Ширяеву припомнились читанные в детстве строки о стрелецких бунтах. Вот уж где польза царям!
— Может, вас на замену прислали? — спросил рассудительный, уводя разговор в иное русло. — А нас того, в Москву? Али просто на усиление? Турка, скажем, идет?
— Ну ты сказанул! Куда же он пойдет зимой? — раздалось из толпы. — Замерзнет по дороге!
— Какая зима? Смотри, подтаивает все, — возразили ему.
— Скоро грязища сплошная будет, — добавил еще один. — По ней вообще не пройдешь, не проедешь.
Зимой-то как раз татарва, говорят, по всей окраине лютовала.
— Так татарва — не турки. Турок больше пеший воюет.
— Слышь, а правду люди бают, будто царь нас покинул?
— Не покинул, а уехал. Надо помощников в войне искать. — Хотя Ширяев знал, что никаких помощников Петр не найдет.
— А как подменят его в Неметчине? Немцы — они такие. Только и мыслят, как поболе православных истребить. Вон, Франчишка Лефорт что учудил…