— Да ты что? Али не знаешь, кто мы? Своих признавать перестал? Дорогу преграждаешь?
Глядя на поручика, солдаты опустили ружья. Раз лается, может, все и обойдется миром. Или поручик уступит знакомым, или знакомые поймут, что здесь им не пройти, и отправятся искать другую, свободную, дорогу.
Между разговорами толпа напирала, словно составляющие ее люди желали получше расслышать суть перебранки. Еще нажим — и рогатки разошлись.
Поручик наконец спохватился.
— Назад! — рявкнул он, выставляя перед собой протазан.
Но куда там! Задние напирали, и теперь передние не смогли бы выполнить приказ, даже если бы имели такое желание.
Но желание у стрельцов было другое: пройти. Поручик замахнулся протазаном, сделал выпад, и острие слегка ранило оказавшегося прямо перед ним Ваську. Не столько ранило, сколько оцарапало, и все равно Васька громогласно взвыл:
— Убили! Православные, отомстите!
Крик оказался последней каплей, тем самым толчком, которого не хватало толпе для ее кровавых дел.
Растерявшиеся солдаты не смогли оказать сопротивления. Ружье без багинета — дубина. Но ни дубинами от толпы не отбиться, ни багинет быстро в дуло не вставишь. Стрелять без команды никто не стал. Протазан был вырван у поручика, и незадачливый офицер сразу скрылся в толпе. И тут же пришла очередь солдат.
Справедливости ради, многие из них отделались побоями да утратой оружия. Стрельцы еще не озверели до той стадии, когда человек готов убивать всех без разбору. Тем более людей подневольных, в сущности ничего не сделавших.
Количество трупов не играло никакой роли. Теперь стрельцы были повязаны кровью, и отступать им стало некуда. Дорога же на Кремль была открыта.
Шедшие разной дорогой отряды соединились неподалеку от Кремля. Теперь вид у стрельцов стал более грозным. Если из слобод они выходили кое-как вооруженными, то теперь разгром многочисленных застав дал им солдатские фузеи. Если же к этому добавить разгромленный походя цейтхауз одного из новонабранных полков, то ружья и пищали разных систем имел, наверное, каждый третий, да и остальные выступали отнюдь не с дрекольем. Сабли, шпаги, копья, бердыши в век, когда скорострельность была низкой, тоже кое-что значили в умелых руках.
Увы, для штурма требовались еще и пушки. А главное — готовность умирать. Ворота оказались заперты, без лестниц на стены не залезть. Сунулись было вплотную, но наверху появился Гордон в кирасе и прокричал:
— Всем отойти! Буду стреляйт!
— Нам токмо челобитную прочесть! — прокричали в ответ из толпы. — Откройте ворота! Мы зачитаем и уйдем!
Гордон остался непреклонным. Не то что ворота, калитку открывать не захотел.
— Читай так. Мой слушайть!
Попробовали прочитать с перечислением вин отдельных бояр, иноземцев, особенно — Франчишки Лефорта и Шеина, который даже у татар православных пленных отнял, чтобы себе забрать, а стрельцов, надежду и опору государства, разогнал. Теперь некому за веру заступиться и отечество от врагов оборонить.
— На вас токмо и была надежа! — выкрикнул кто-то, не пожелавший показаться из-за зубцов.
— Слушаль сюда! — громогласно объявил Гордон все так же стоя в открытую.
— Слушаль сюда! — громогласно объявил Гордон все так же стоя в открытую. — Разойтись до домам, выдать зачинщиков, тогда можете рассчитавайть на царскую милость. Нет — открываю огонь!
Словно в подтверждение, грянуло несколько ружейных выстрелов. Правда, из толпы по старому генералу.
Попали или нет, однако Гордон исчез.
— На приступ! Постоим как один! — заорали несколько голосов, и стрелецкое море хлынуло к крепостной стене.
Несколько пушек немедленно окутались дымом. Ядра пролетели над самой толпой. Лишь одно попало в самую людскую гущу, круша и калеча человеческие тела на своем пути.
Испуганные крики оказавшихся поблизости заставили многих стрельцов поумерить свой пыл. Когда же еще одно орудие плюнуло картечью, нападавшие отхлынули прочь.
Они не чувствовали себя проигравшими. Но затея штурма без лестниц и артиллерии стала казаться несколько преждевременной. Свидетельством тому являлось больше дюжины тел, так и оставшихся лежать на площади. Да раненые, которые стонали и проклинали все, на чем свет стоит.
Впрочем, еще был не вечер.
Это же понимал Гордон. Только одна пуля ударила в кирасу, однако пробить ее не смогла. Старый генерал перестал показываться на открытом месте. Теперь он наблюдал противников в подзорную трубу, а осторожно подошедшим боярам объявил:
— Завтра к вечер егеря подойдут. Они выручат. Нам бы только ночь продержаться да день простоять.
Чем предвосхитил слова одного книжного героя, диаметрально противоположного генералу по возрасту, роду занятий и взглядам.
Хорошие фразы, как и идеи, витают в воздухе.
4. Вечер, ночь, утро
Как было условлено, Ширяев остановил авангард в версте от московской заставы. Стояла ночь. Растущая луна давала мало света. Даже с учетом отражающих лучи сугробов. В стороне столицы в нескольких местах явно виднелось зарево. Но что там горело, понять отсюда было решительно невозможно.
Грелись приплясываниями да подпрыгиваниями, разминали затекшие за время долгой езды конечности. Прогоняли сон. Что делает солдат в дороге? Дремлет. Не пейзажами же любоваться!