— Кем перерезан? — уже с оттенком некоторого испуга спросил царь. Ему наверняка мерещилось покушение на его личность. Благо, этот страх преследовал Петра с самого раннего детства. С тех пор, когда пьяные стрельцы на его глазах подняли на копья боярина Матвеева, а других, неугодных им, просто растерзали злой безжалостной толпой.
— Мной, мин херц! — поведал Меншиков и снова засмеялся. — Ты же сам кричал: руби канат! Перерубить я не смог, но перерезать… И такой прочный попался! Думал, не справлюсь!
— Да ты что!.. — едва не задохнулся Петр. Он успел полностью осознать ситуацию и уже не видел в ней ни малейшего повода для веселья. — В своем уме?
— Ясно, в своем! — жизнерадостно объявил Алексашка, поднимаясь на ноги и выглядывая за борт. — Ничего не видно!
— Из-за тебя, дубина! — Царь схватил приятеля за воротник шубы и принялся его трясти. — Погубить хочешь? Собака!
Петр легко впадал в бешенство. Здесь же он еще сам старательно заводил себя, и бедному Алексашке досталось по полной. Насколько позволяла тесная корзина.
Я же наоборот почти успокоился. Конечно, неприятно лететь почти вслепую неведомо куда. Однако это самолеты падают камнем. Воздушный шар теряет высоту постепенно и опускается более-менее мягко. Главное — не налететь на какое-нибудь дерево. Но это уже судьба…
В общем, шансы у нас были неплохие. И в любом случае паника еще никому никогда не помогала в сложной ситуации. Зато погубила многих даже там, где любой хладнокровный человек обошелся бы без царапин. Только как объяснить это разгневанному перепуганному самодержцу?
— Са-са-са-сам же сказал: по-полетели! — Голова Меншикова моталась из стороны в сторону, зубы клацали, и говорить ему было трудно.
— Сейчас первым полетишь у меня! — похоже, угроза Петра была нешуточной.
Он подтолкнул Алексашку к краю, и будущий герцог Ижорский опасно перевесился через край.
Пришлось мне сзади вцепиться в самодержца и попытаться оттащить его от намеченной жертвы. Силы Петра многократно умножались кипевшим в нем бешенством, вдобавок здорово мешала шуба, а скинуть ее не было времени.
Петр пытался одновременно сбросить Меншикова за борт и оттолкнуть меня. Корзина раскачивалась от нашей борьбы. Еще хорошо, что сетка не позволяла ей опрокинуться, разом избавившись от своего содержимого. Иначе лететь бы всем нам…
— Пусти! — Царь извернулся, отцепился от своего ближайшего помощника и друга и попытался ударить меня.
Я машинально отбил его руку в сторону и, парируя возможные повторы, крепко прижал Петра к себе. Так, чтобы он не мог шелохнуться. Но и тут царь упорно пытался вырваться, пыхтя похлеще паровоза, а за его спиной белело лицо несчастного Меншикова.
— Я же объяснял, государь: при потере груза шар немедленно поднимается еще выше, — стараясь быть вразумительным, проговорил я. — Стоит кого-то выбросить, и полет продлится намного больше.
Петр какое-то время еще бился в моих руках, затем обмяк. Из предосторожности я почти не ослаблял хватку. Сверх того, во мне появился страх, что сейчас с Петром случится эпилептический припадок. Сам я до сих пор не видел, но где-то не то слышал, не то читал — первый российский император страдал эпилепсией.
— Что же делать? — едва слышно пробормотал Петр. — Что делать?
— Прежде всего — успокоиться. — Сюсюкаться с ним я не собирался. Не с кисейной же барышней имею дело! — Подумаешь, летим! Мороз довольно крепкий, воздух в шаре остынет быстро, а там опустимся.
— Куда? — Царь припал ко мне, как ребенок к матери.
— Куда-нибудь. Ничего страшного. Не над Сибирью же пролетаем. Деревень здесь много. До людей добраться не проблема. Там помогут. Возьмем лошадей или пошлем кого-нибудь в ближайший город. Всего и делов.
Гигантские просторы страны были едва населены. Как я узнал, население России составляло едва шестнадцать миллионов. Это включая часть Украины и всю Сибирь. Остальные земли пока входили в состав других государств или же были чем-то самостоятельным, как Коканд, Самарканд и еще некоторые восточные ханства. Однако, как и в мое время, участки под Москвой уже ценились. Правда, дач пока в природе не было, но все Подмосковье было поделено между барскими вотчинами и дворянскими поместьями. А и те, и другие, в отличие от дач, существовали не сами по себе. Только в окружении принадлежащих им сел и деревень. Поэтому найти тут жилье действительно не представляло проблем. Гораздо удивительнее было бы заблудиться. Иди прямо, не сворачивая, и рано или поздно обязательно наткнешься на жилье. Если перед этим не попадется ведущая к людям проторенная дорога.
— Лучше хлебни, государь. — Я помнил, что кто-то клал в корзину сосуд с выпивкой и даже что-то из закуски. Предполагался не столько полет, сколько своего рода пикник на высоте. Продолжение, так сказать, банкета.
В самом крайнем случае пьяный падает мягче. Все равно не объяснить, как лучше сгруппироваться. Чем смогу — помогу, но тут уж многое зависит от самого человека. И от судьбы.
Давненько не был я в таком глупом положении. На воздушном шаре ночью не летал никогда. А уж оказаться в одной корзине с царем всея Руси мне ни в какой самой буйной фантазии и в голову бы не пришло.
На воздушном шаре ночью не летал никогда. А уж оказаться в одной корзине с царем всея Руси мне ни в какой самой буйной фантазии и в голову бы не пришло. В глупом — когда случившееся имеет ничтожную причину, последствия непредставимы, и, главное, от тебя почти ничего не зависит. Ни спуститься пониже, ни изменить направление движения. Даже местности внизу толком не видно. Белое да черное. Только и разобрать порою, где лес, а где поле.
Мои спутники выпили, причем Петр словно ненароком заехал Алексашке локтем. Меншиков снес тычок стоически. Да и то, первый ли? И, сколько известен характер будущего светлейшего, не последний. С разницей — там за государственные дела, тут — за личные. Если не учитывать, что монарх сам по себе персона государственная. При желании весь полет можно трактовать как слово и дело. Хотя слово и было сказано царем.