Цитрус вспомнил, как в детстве, наблюдая носящегося над ареной сенатора по стереовидению, завидовал ему черной завистью. Эдику казалось, что нет ничего лучше, чем вот так летать над площадкой для состязаний, обозревая игроков сверху через прозрачный пол платформы…
Они со Светой пролетели бы над стадионом и всем вокруг помахали рукой.
Она — живой, он — механической. И телевизионщики снимали бы пару влюбленных, преодолевших все преграды, глядящих в глубокие объективы камер, транслируя их торжество на всю Галактику…
Уже к вечеру мечты Цитруса развеялись, как дым, когда он поднялся, подошел к сестринской и деловито постучал. Стоило ему представиться: «Это Эдик», как ворчливый голос несколькими крепкими выражениями напрочь выбил всякие светлые чувства из его сердца. Самыми мягкими словами были «извращенец проклятый».
— Сама ты… — заорал Цитрус. — Тоже мне раскрасавица! Корова усатая! Ну и пожалуйста! Я себе получше найду. Двух найду! Нет, трех! Буду встречаться со звездами стереовидения! А ты торчи в своей затрапезной больнице, таская банки с кислотой! Я даже не сказал доктору, что ты ее сперла! На себя вину взял!
Но Света осталась непреклонна.
Ночь Эдик провел в холодной постели, почти без сна, ворочаясь с боку на бок и пребывая в тоскливом настроении из-за утраты большого светлого чувства. А утром предстал перед Кондратьевым с опухшим злым лицом и желанием выкурить пару-тройку пьянящих колосков. Здесь же находились Змей и Дылда.
— Ну-с, Эдвард, — сказал Матвей Игнатьевич, — я слышал, что с тобой всё в порядке. Как рука?
— Ничего, — буркнул Цитрус.
— Приживается потихоньку?
— Необычная штука, — поделился Цитрус, — проявляет самостоятельность.
— Даже так? Ну, ничего страшного, — поспешил успокоить его Кондратьев, — это только поначалу. Потом не будешь замечать. Станет как своя, и даже лучше. Значит, так, — перешел он на деловой тон, — вылетаете сегодня. Корабль для вас готов. Небольшой пассажирский катер.
— У нас был ВАЗ, — заметил Эдик. — На монопольном топливе.
— Знаю, — перебил его Кондратьев. — Рисковать мы не можем. Так что полетите на таргарийском космическом челноке с ионным двигателем. Кораблик маленький, но исключительно надежный. Деньгами вас обеспечим. По этому поводу можете не волноваться. Спортивное снаряжение и средства на мелкие расходы — всё будет передано вам возле трапа.
— Когда вылетать? — поинтересовался Змей.
— Лететь надо сегодня же, — ответил Кондратьев, — время не ждет. А ты почему спрашиваешь? — насторожился он. — У тебя что, здесь какие-нибудь дела остались?
— Да нет, я прос-сто так с-спрос-сил.
— Значит, так, — нахмурился Матвей Игнатьевич, — я ваши повадки каторжанские отлично знаю. Решил, если с планеты сваливать, значит, надо набить трюмы краденым. Так, что ли?!
Доктор уставился на Змея свирепо, тот осклабился.
— Если желаете промышлять воровством, организация с вами никаких дел иметь не будет! А если хотите помочь нам, чтобы мы вам потом помогли, то отныне никакой уголовщины. Это ясно?!
Змей медленно, с неохотой, кивнул.
— Да не будем мы ничего тырить! — заверил Кондратьева Цитрус. — Я за этим лично прослежу. — Он обернулся к рептилии и посмотрел на него многозначительно.
— Ладно, — согласился Змей. — С-скок-пос-скок отменяется. Только ты это… подъемными нас-с хорош-шими обес-спечь. Я на воле в беднос-сти жить не могу. У меня клас-совая ненавис-сть прос-сыпаетс-ся и с-сразу хочетс-ся кого-нибудь рас-спис-сарить.
— Расписарь свою бабушку, коск, — отозвался Кондратьев, — вот поучаствуете в играх, будут вам и подъемные, и еще сверху много всяких благ. Ясно?
— Яс-сно, — прошипел Змей. — Только бабуш-шку мою не надо трогать.
— Да ни за что на свете я не стану трогать твою бабушку, — делано замахал руками Кондратьев, — лучше с резиновой бабой буду дело иметь, как дурачок ваш, — он кивнул на Дылду, — чем с твоей бабушкой.
Змей задрожал всем телом и рванулся было вперед, намереваясь схватить Матвея Игнатьевича за горло, но Цитрус взмахнул протезом, и механические пальцы впились в плечо рептилии. И сжались так, что Змей вскрикнул от боли.
— Не надо, — попросил Эдик.
— Вот, слушай его, коск, — улыбнулся Кондратьев. — Кстати, по поводу твоей биографии. Мы там кое-что подчистили, так что в играх участвовать будешь с полными правами. Я такой богатой биографии еще не видел. Ты на свободе не больше пары недель обычно гулял?
— Это потому, что меня легавые не любят, — нахмурился Змей.
— А ты не любишь состоятельных граждан? Так что ли?!
— Ну да. Ос-собенно, когда в кармане ни гроша. И они меня тоже не любят. Зобом чувс-ствуют уроды, что дело пахнет керос-сином.
— Керосином… Понятно. Кого еще ты не любишь?
— Вс-сех, кто меня не любит, тех и я не люблю.
— Да ты посмотри на себя, ящер бестолковый. Кто такого любить будет?! Тебя, наверное, и бабы тоже не любят. Даже ваши, рептилии. Я, конечно, не специалист по красоте, но, по-моему, с твоей рожей на астероиде самое место. Ну да ладно, радуйся, что со мной встретился и мусонам оказался полезен. Теперь ты один из нас. Пока…
— Пока что? — насторожился Змей.
— Пока не выкинешь чего-нибудь скверного. Или не вынесут тебя с игр вперед ногами. Такое тоже случается. Сам, наверное, знаешь?