Помимо скелетов, в кабинете имелся огромный стол, диван и два кресла, стеклянный шкаф с инфокристаллами, медицинским оборудованием и даже с бумажными книгами. Между креслами стоял небольшой журнальный столик.
Доктор указал Руке на одно из кресел, сам уселся в другое. Эдик достал из-под робы бутылку коньяка, водрузил ее на столик.
— У меня как раз лимончик есть, — обрадовался Кондратьев. — Клонированный, правда. Но по вкусу — будто только с дерева.
Но по вкусу — будто только с дерева. Только сомневаюсь я, Эдвард, что коньячок твой настоящий. Разве же здесь можно купить настоящий дербентский коньяк? Французский — я бы еще мог поверить… «Метаксу» там греческую… А вот чтобы «Дербент»… Где брал?
— Охранники от контрабандистов подогнали.
— Ну, от контрабандистов — может быть. Левая партия, — предположил доктор. — Сейчас попробуем, выясним.
Эдвард скрутил пробку, разлил коньяк в широкие бокалы. Доктор порезал желтый, слегка отдаюший машинным маслом лимон. Выпили.
— А что же, похож коньячок на настоящий, — заключил Кондратьев.
— Да и ваш лимон ничего… Даже лимоном пахнет — если о машинном масле забыть.
— Что ты хочешь? Привкус клонатора у продуктов отбить трудно.
— Да, тяжело…
— Умеешь ты устраиваться, Цитрус! — благодушно сообщил Кондратьев после второй рюмки. — Но ты ведь не просто угостить меня пришел, зная мою искреннюю любовь к хорошему коньячку! Наверняка узнать что-то хочешь?
— Узнать? — насторожился Цитрус. — А почему вы думаете, Матвей Игнатьевич, что я хочу узнать? Может, у меня просьба какая есть? Или заказ? Письмо на волю?
Доктор хихикнул.
— Нет, ты хочешь именно узнать, и я даже в курсе того, что именно тебя интересует. Мне и самому это очень любопытственно.
— Так рассказывайте! За мной не заржавеет. — Кондратьев вздохнул.
— Я ведь и сам не знаю, Эдик, кто будет новым начальником колонии.
Рука едва удержал готовящуюся упасть челюсть на месте. Но недаром он долгие годы практиковался в покерном блефе — на внезапное известие о том, что Козлова убирают с должности начальника колонии, внешне никак не отреагировал. Помолчав немного, спросил:
— И предположений никаких нет? То есть, я хочу сказать, вам, Матвей Игнатьевич, обычно всё известно. Ваша посвященность поражает даже самых непросвещенных. И я…
— Стоп, — сказал Кондратьев, осознав, что болтливого Эдика снова понесло. — Предположения у меня есть. Знаю даже две самые вероятные кандидатуры. Генерал Солодухин и полковник Мюллер.
— Кто же из них лучше?
— Солодухин — милейший человек. Я работал с ним в секторе Арктура, когда только начинал карьеру. Он и торговлю разрешит, и каторжников притеснять сильно не будет. Одно обидно — его всё же собираются спровадить на пенсию. А Мюллера продвигают из самого министерства юстиции. Связи у него там большие. Он может добиться увеличения контингента охраны — и тогда уж так гайки закрутит, что всем четвертый барак сказкой покажется.
— Доктор, — в комнату ворвался Дылда с пачкой печенья в руке, — его кушать нельзя. Я чуть зубы себе не поломал!
— Да?! — искренне развеселился Матвей Игнатьевич. — Забыл предупредить. Оно не совсем свежее. Ладно, душа моя, поройся в шкафчике. Там найдешь пару пряников. Привезли прямиком из Тулы.
— А они это… Ну, в смысле, нормальные? Вкусные? Мягкие?
— Конечно, нормальные, — возмутился Кондратьев, — иди-иди, дай нам дела обсудить.
— С этим Мюллером вы незнакомы? — поинтересовался Рука.
— Нет, с Мюллером я лично не знаком. Более того, с ним не знакомы и другие значимые люди. Причем не знакомы по принципиальным соображениям. И руки ему при встрече не подают… Кстати, как новое приобретение? — Кондратьев покосился на протез. — Удачная модель?
— Нет, — помрачнел Цитрус. — Совсем не умеют делать.
— Ясно, ясно.
Я, кажется, уже говорил тебе. И говорю снова. Есть один экспериментальный образец. Лучшие умы нашей организации занимались разработкой.
«Опять начнет намекать на недоступный мне протез, — подумал Эдик, — ну что за мерзкий характер у человека?»
— Но, Эдик, условия остаются всё те же…
— Я помню, — процедил Цитрус сквозь зубы.
— Ну да, они хотят, чтобы человек, который его получит, обладал отличной физической формой и был на свободе. Так что выбить его для заключенного не в моих силах. Уж извини, — Кондратьев откинулся в кресле, наблюдая за реакцией собеседника.
— Как-нибудь обойдусь, — пробормотал Эдик. Ссориться с доктором было чистым безумием. Без его поддержки гораздо сложнее станет вести дела. Приходилось мириться с гадким характером Кондратьева. — Вернемся к Мюллеру, — попросил Цитрус.
— Так вот, этот самый Мюллер, судя по всему, не уважает никого и ничего. К мусонам он относится отвратительно и даже назвал однажды нашу организацию «гнездом экстремизма». В общем, он — мелкая сошка в масштабе организации. Его никто не принимает всерьез. Но для нас с тобой — фигура значимая. И есть у него кое-какие сторонники. К сожалению. Нам придется принимать в расчет его политические взгляды и загадывать наперед, что он может предпринять. Я продумал все в деталях. Если на пост начальника колонии назначают Мюллера, наши действия в этом случае…