Впоследствии выяснилось, что никаких рефлексов «отца» он не унаследовал, да и вообще «грезы о небе» развеялись, как дым, после того, как он стал студентом и начал получать приличную стипендию. Интересы его вращались вокруг молоденьких девушек, азартных игр и курения пьянящих колосков. Лекции Цитрус прогуливал, а на те немногие, которые ему удавалось застать, приходил в таком неподобающем виде, что преподаватели диву давались, как сын самого Спаркса может быть таким разгильдяем. Поначалу они еще питали надежду на его исправление — всякое бывает по молодости лет, но любая чаша терпения рано или поздно переполняется, особенно если в нее регулярно плевать.
Когда Эдвард Цитрус-Спаркс предстал перед полным преподавательским составом во второй раз, он вел себя куда более развязно.
— Катитесь ко всем чертям с вашей летной школой! — объявил Эдик. Как раз в этот день он срубил крупный куш на рулетке и предвкушал вечерние развлечения. Людочка и Ариша ждали его в студенческом общежитии с нераспечатанным ящиком шампанского и коробкой пьянящих колосков.
— Полагаю, мне следует оповестить вас, Эдвард, что мы передаем дело в судебные органы, — сказал профессор Живцов. К этому времени он окончательно разочаровался в сыне пилота Спаркса, хотя поначалу горячо защищал парнишку. По его собственным словам, «наконец он понял, что это за субчик».
— Как это?! — опешил Цитрус. — За что?
— Вы подали нам фальшивые документы. Кроме того, морочили голову, выдавая себя за сына пилота Спаркса.
— Папа вам этого не простит! — выкрикнул Эдик. За годы обучения он успел так сжиться с обманом, что ему самому стало казаться, будто он отпрыск знаменитого космопроходчика. Впоследствии это уникальное свойство цитрусовой психики — верить в собственное вранье — не раз выручало Эдика, задавая правдоподобный тон любому, даже самому невероятному вымыслу. — Если я его незаконный сын — это значит, что об меня можно вытирать ноги?
— Ты продолжаешь утверждать, что являешься сыном Спаркса? — осведомился преподаватель летного дела.
— Да, — подтвердил Эдик с уверенностью, достойной его знаменитого предка.
— Проваливай, — сказал Живцов и указал на документы, лежащие на столе. — Только благодаря памяти отца мы тебя отпускаем. И еще… Очень надеюсь, что на Юпитере мы тебя больше не увидим…
Так Эдик снова оказался на улице. Из общежития его выселили в тот же день. Людочка приютила его на пару дней. Но надо было искать новое прибежище. После приюта он так долго шлялся по ночлежкам для опустившихся людей — бомжей, пьяниц и принципиальных галактических бродяг, что ему стало казаться — еще чуть-чуть и он превратится в одного из них. Пути назад не было. Тогда Цитрус впервые занял крупную сумму денег под большие проценты, выдав себя за перспективного студента летной школы, где уже не учился, и смылся с планеты.
Денег хватило на пару месяцев безбедного существования на Амальгаме-12, где у Эдика, конечно, не было ни дедушки, ни бубличного завода. Но планета рудокопов ему понравилась. Простые нравы, низкие цены, небольшие уютные города. Здесь же у него появилось несколько томных любовниц — дамочек, поджидающих мужей, работавших вахтовым методом, — которые клюнули на богатый прикид и простенькую легенду о том, что он владелец империи резиновых изделий, продающихся во всём цивилизованном космосе, а главное, на его молодость и яркие голубые глаза.
И пошло-поехало. Займы, азартные игры, перелеты с планеты на планету. Пока такая жизнь не привела его на проклятый тюремный астероид и не сделала одноруким инвалидом…
Цитрус сидел в корабельной рубке и слушал, как переругиваются коски. Всех лишних просили временно очистить корабль — «для проведения предстартовой подготовки». «Лишние» уходить не желали, предчувствуя, что если выйдут из транспортника, потом на борт уже не попадут.
Вскоре началась форменная драка. Зазвучали выстрелы.
«Скоты. И здесь не могут уладить дело без грызни. Задраю люки, — подумал Цитрус, — и драпану так, что только меня и видели. Триста тысяч хапуге Седому?! Да у меня в лучшие времена таких денег не было. На-ка, выкуси, подонок. Скорее всех косков в Галактике отпустят по амнистии, чем Цитрус тебе отстегнет такой куш».
Наконец возня внутри корабля утихла. Эдвард насторожился — тишине он никогда не доверял. Драка звучит очевидным тревожным тоном, а от тишины жди любой пакости. Это даже природа знает. Перед грозой всегда тишина. А океан так спокоен в преддверии цунами.
В коридоре послышались гулкие шаги — кто-то спешил к рубке. Эдвард осмотрелся, соображая, где пилоты могли держать оружие. Может, в двух металлических шкафчиках, дверцы которых вырваны с корнем или болтаются на одной петле? Похоже, пилоты застрелились, когда поняли, что штурмующие рубку коски вот-вот ворвутся внутрь и станут их пытать. А может, это коски шарили по шкафам.
Цитрус заметался, не зная, что предпринять. Решил, что если его захотят выкинуть из корабля, он будет драться до последнего.
Люк распахнулся. На пороге возник Змей с длинноствольным доисторическим пистолетом в руке.
— Здесь с-сидишь? — прошипел он. — Почему не помигал мне лиш-шних выс-саживать?