— Прямо так и сказал. Ну и посулил мне, конечно, кое-что. С меня, говорит, Рука, причитается, если корабль к тому моменту, как я подтянусь, будет под парами стоять.
— Это на него похоже, — проворчал Змей. — Вламываеш-шь на него, вламываеш-шь. А он в круг доверия врубает каких-то барыжников бес-спонтовых. Чем же ты зас-служил такое доверие от бугра?
— Так мы с Седым давно кореша, — соврал Цитрус, — вместе, помнится, бубличный бизнес начинали когда-то на Амальгаме-12. Крышевал он меня. — И, не давая Змею опомниться, продолжил: — Значит, так, я буду в корабле, наблюдать за всем изнутри, так сказать, а вы пока всех выволакивайте наружу и гоните прочь, ну, или как хотите поступайте, в принципе, если Седой сказал — в расход, значит, в расход. Потом двигатели запускаем и будем его ждать на низкой орбите вокруг астероида.
— На орбите?! — поразился Змей. — Не втыкает меня вс-сё это. А как он туда довинтит?
— Да прямо от охранного барака. На личном челноке Мюллера. Ты не в курсе, что ли, что у Мюллера челнок есть и вертикальная шахта, по которой он стартует?
— Я у легавых в кореш-шах не хожу, — нахмурился гуманоид-рептилия.
— Намекаешь, что я хожу? Может, ты мне не доверяешь? И Седому тоже?
— С-седой, конеш-шно, на подс-ставы с-скор… Мы тут бойню должны ус-строить, а он, как король, явится на вс-сё готовое и улетит к ядрене фене…
— Он и есть король, — улыбнулся Цитрус, — так что слушайся, Змей, а то, я смотрю, тебе не нравится, что голова на плечах слишком крепко держится.
Настроения рептилии Эдику очень понравились. «При желании можно будет уломать его кинуть Седого, — подумал он, — а то одному мне будет очень несподручно управляться с тяжелым транспортником».
Навыки управления кораблями Цитрус получил в летной школе на Юпитере-9, где обучался почти два года, пока не вылетел за неуспеваемость — большую часть времени проводил не на лекциях и практических занятиях, а в местном казино, где постигал азы игры. Да и другие обстоятельства заставили директора схватиться за голову и выгнать Цитруса — документы, по которым молодой человек поступал в школу, оказались поддельными. На вступительных экзаменах Эдик утверждал, будто он сын знаменитого пилота Спаркса и унаследовал все его рефлексы. Расписал в красках, как переживал отец, оставляя его с мамашей на планете Сокес в созвездии Стрельца, тыкал в лицо преподавателям размагниченной карточкой — свидетельством о рождении, код с которой считать было невозможно, но на которой черным по белому было написано: «Эдвард Спаркс». И обещал привлечь администрацию колледжа к суду за неполиткорректность — якобы его не хотят брать потому, что имя и фамилия нерусские.
— Папаша ничего не мог с собой поделать, — поведал Эдик обалдевшим от его напора профессорам, потому что очень полюбил одну девицу — пилота сухогруза «Веселый хряк».
Дальше, как это часто случалось, рассказ пошел сам собой. Приемная комиссия была поражена трогательной историей взросления мальчика Эдика, который рос без отца и все детские годы мечтал летать, грезил о звездном небе, хотел даже стать космическим пиратом и брать на абордаж сухогрузы. Но сейчас он повзрослел и понял отца, поэтому намеревается продолжить его славный путь. И даже пойти дальше — добиться еще большей известности, стать знаменитостью общегалактического масштаба и остаться в вечности навсегда — ярким образчиком высшей ступени летного искусства.
И даже пойти дальше — добиться еще большей известности, стать знаменитостью общегалактического масштаба и остаться в вечности навсегда — ярким образчиком высшей ступени летного искусства.
Цитрус даже вспотел от такого выспренного патетизма. Стирая пот со лба, он поделился с преподавателями:
— Образ отца стал для меня иконой, — и всхлипнул, глотая слезы: — Хотя я никогда не знал его лично. Только по рассказам, из книг и стереофильмов.
— Ну-ну, не стоит так убиваться, молодой человек, — добрейший профессор Живцов, преподаватель конструктивной аэронавтики, встал из-за стола и подошел, чтобы похлопать юношу по плечу: — Эх, молодой человек. Мы, конечно, возьмем на обучение сына самого Спаркса… Хоть и недобрали вы двух баллов, и фамилия у вас нерусская, да и имя, прямо скажем, подгуляло… Почему бы маме не назвать вас просто — Евгением? Или Андреем, к примеру.
— Она сделала это, чтобы доставить удовольствие отцу. А вы правда меня возьмете? — Эдик поднял заплаканное лицо с прозрачными голубыми глазами, упал на колени перед приемной комиссией, простер руки: — Спасибо вам! Огромное спасибо! Я всегда буду помнить вашу доброту! Напишу ваши имена у себя над койкой и буду повторять утром и вечером! Нет, я не напишу — я выбью их на мостовой перед зданием школы отбойным молотком!
— Ну, что вы, не надо, молодой человек…
Красный от смущения профессор подхватил абитуриента под локоть и попытался поставить на ноги. Не тут-то было. Эдик сопротивлялся и продолжал сыпать благодарностями. И делал это до тех пор, пока его едва ли не насильно выпроводили из кабинета. После чего все вздохнули с облегчением. Сын знаменитого пилота Спаркса оказался просто невыносимым.