Эдвард опасливо отодвинулся от соседа. Он ведь мотал здесь срок! А глюмзии, как известно, не выведешь ничем, пока человек жив. А если и умер — его нужно кипятить два часа, а лучше просто сжечь в крематории. Иначе глюмзии не победить.
Хотя предосторожности могли показаться лишними — они ведь летели в самое скопище паразитического рассадника — Эдвард пристально разглядывал одежду молодого коска. Когда взгляд его опустился до живота, Цитрус пронзительно заорал.
— Ты чего опять кипешишься?! — возмутился Седой, встряхивая Эдварда. — Такие нервные долго не живут! Запомни это, Рука! Ты меня всё больше волнуешь!
— Там… Там… — повторял Эдик, вглядываясь в область живота соседа.
— Да что там такое?! — испугался и сам коск. Эдик взвизгнул еще пронзительнее.
— Опять! Опять!
— Да что случилось? — поинтересовался Седой голосом человека, собирающегося кого-то немедленно задушить.
— Внутри этого парня живет крыса, — дрожащим голосом сообщил Цитрус, тыкая в зеленоглазого. — Я боюсь, что это заразно. Вдруг она захочет отложить в меня яйца?
Молодой коск не испугался, но слегка смутился.
— Да не будет он в тебя яйца откладывать…
— Кто? — свистящим шепотом поинтересовался Седой. — Вы что — все здесь подсадные? Легавые задумали свести меня с ума с помощью компании полудурков?
Крыса между тем выглянула из прорехи в рубашке коска и уставилась на Цитруса кроваво-красным глазом — левый у нее отсутствовал.
Эдик отшатнулся:
— Держи ее! Сейчас она на меня бросится! Затолкай ее обратно к себе в живот!
Лязг и грохот прервали причитания Цитруса. Корабль пристыковался к астероиду. Вектор силы тяжести сразу изменился, некоторых косков швырнуло на стены, других, наоборот, потащило к центру зала, выкручивая руки. Почти у всех закружилась голова.
— Крыса! Крыса! — продолжал орать Цитрус.
— Да это тушканчик с Луны Малена, — потупился молодой коск. — И погоняло мое, между прочим, Тушканчик. Потому что я везде его с собой ношу.
— Тушканчик-паразит! — продолжал надрываться Цитрус. — А вдруг он захочет залезть в меня?
— Да ты что? Он просто сидит у меня под рубашкой. Это мой друг. Он очень смирный…
Седой сплюнул на пол.
— У каждого свои причуды… О тебе, Тушканчик, я слышал. Говорят, ты правильный пацан, хоть и молодой. Держись меня. Не пропадешь.
— А я? Можно и я буду тебя держаться? — оживился Эдвард.
— А ты лучше отвали, — буркнул Седой. — Ты, считай, паря, уже покойник.
— По-почему? — испугался Цитрус.
— Пришьют тебя здесь из-за длинного языка. Так я думаю. И отсутствие руки не поможет. Не любят наши таких.
— Ладно. Буду стараться говорить поменьше, — Эдик вздохнул.
— Вот именно.
Тут снова включили парализаторы. На этот раз — без предупреждения. Измученные коски повисли на своих наручниках. В трюм ворвались охранники и принялись отстегивать заключенных и партиями выводить их наружу.
До Цитруса, Дылды, Седого и Тушканчика очередь дошла не скоро. Людей оставили напоследок. Конвойный с мутными глазками, от которого несло перегаром, хмыкнул, разглядывая «подружку» Дылды.
— А ты времени даром не терял! Скажи только — какой дурак приковал ее рядом с тобой? И зачем? Чтобы не улетела от твоих стараний?
— Это моя собственность, — буркнул обиженный Дылда.
— Это его собственность! — подтвердил Седой. — Попробуй только отнять куклу или порезать! Будешь иметь дело с профсоюзом косков!
— Вот именно, — откликнулся Цитрус и продемонстрировал протез. — Вы нам еще за мою руку ответите.
Охранник покосился на косков с сомнением, но, видно, решил не связываться.
— Ладно, держись крепче за свою бабу,. — сказал он, отстегнул наручник и сунул куклу Дылде. — Пойдешь в третий барак. Извращенцев там не жалуют…
— Это хорошо. Я тоже не люблю извращенцев, — кивнул Дылда.
— Так, и ты тоже в третий барак — уродов там тоже не любят!
— Я инвалид, пострадавший от произвола полиции, а не урод! — обиделся Эдик.
— Одно другому не мешает, — рассудительно заметил охранник. — И инвалид может быть уродом. Да еще каким! — Он хохотнул и уставился на Тушканчика и Седого. — Так, а куда же направить вас, парни?
— Туда, где любят уродов и извращенцев, пожалуйста. — пошутил Тушканчик.
— Может, зубы тебе выбить? — задумался охранник.
— Профсоюз, — напомнил Седой.
— Ах, профсоюз, — помрачнел коп, — в таком случае и ты, и ты в третий барак.
— Не надо в третий, — взмолился Тушканчик. — Знаю я, какие в третьем порядки. Ну, пожалуйста.
— В третий, в третий, — ухмыльнулся охранник, освобождая новоприбывших от наручников, затем внес их имена в электронный блокнот с пометкой «три» и заорал: — А ну пошли рысью, подонки! Делать мне больше нечего, возиться тут со всякой мразью.
Их вытолкали в коридор. В лицо Эдварду пахнуло таким жаром, что он едва не задохнулся.
— Что, жарко, Рука? — поинтересовался Седой. — Привыкай, климат тут генерируют такой, как в Сахаре на нашей прародине-Земле, чтобы подходило большинству галактических рас. Многие мохнатые и перепончатые уродцы любят жару.
— Люди — существа живучие, — подтвердил Тушканчик, — всё могут вынести. Даже Сахару. Вот только не третий барак…
— А что третий? — переспросил Цитрус.
— Там собирается самое мерзкое отребье, убийцы и беспредельщики. Даже авторитеты для них не авторитеты.