После ее вопроса я наконец сообразил, откуда у нее эта странная прическа и любовь к японской кухне.
— Миядзаки — попса. — Она вздохнула разочарованно. — Миядзаки все любят.
— Его любят, потому что он гений. — Я улыбнулся, — Если честно, то я кроме него из всего японского кинематографа помню только Такеши Китано и Акиру Куросаву.
Инга хихикнула:
— А как же Тосиро Мифунэ? — И добавила, старательно копируя лающе-хриплую японскую манеру: — «Вакари-мас-ка, Андзин-сан?» [12]
Мы оба засмеялись.
— Послушай, если уж ты такая япономанка, то почему бокс? Почему айкидо каким-нибудь не займешься?
— Занимаюсь! — заявила она с гордостью. — У меня черный пояс.
— Врешь, в айкидо нет системы поясов.
— Вру, — рассмеялась Инга. — Пробовала айкидо — не понравилось. И оригами пробовала, — зажмурилась она. — И бонсаи выращивать… Единственное, в чем я достигла успехов, так это… в чайной… церемонии, — закончила она почти шепотом, качнувшись вперед и приблизившись на недопустимое для первого свидания расстояние. Я перестал жевать.
— Инга.
— А? — взлетели ресницы.
— Тебя очень напугает тесное жилье закоренелого холостяка? Ну… Приготовишь чай по всем правилам и…
— Предлагаешь поехать к тебе? Я уж думала, никогда смелости не хватит.
…У нее оказались проколоты соски…
— Выпьешь чего-нибудь?
— Соку бы, — она потянулась, — мм… апельсинового. И покурить.
— Легко! — Я сходил на кухню, налил два стакана воды и наколдовал соку. Апельсинового. Свежевыжатого.
— Класс! — с чувством сказала Инга, облизывая губы. — А покурить у тебя что? Неужели сигара?
— Ну ты прямо телепат!
Потом мы лежали и курили тот самый «Преферидос № 2», который задарил мне Дэн. Было хорошо.
— Артем, а ты давно боксом занимаешься?
— Дай прикину. Почти полтора месяца, а что?
— У тебя талант, — сказала она очень серьезно, — не бросай. Плюнь на все остальное.
— Подумаю. — Я улыбнулся. — А у тебя правда хороший левый свинг. Если еще ноги подтянешь…
— Грубая, наглая лесть! — Она засмеялась. — Мне не быть Лейлой Али, да я и не стремлюсь — у боксерш ужасные фигуры.
— А чем ты занимаешься, кстати? Ну, помимо чайных церемоний?
— Я-то? Я специалист по связям с общественностью. Ненавижу эту формулировку — идиотская, абстрактная и может означать кого угодно: от начальника отдела до технички… Стоп, ты что, на визитку не глянул даже? Вот же… — Она не сыскана подходящего эпитета, даже на японском. — Дай покурю.
Инга затянулась пару раз, выпустила дым через ноздри.
Инга затянулась пару раз, выпустила дым через ноздри. А потом отложила ситару на край пепельницы и поцеловала меня. Мягко, легко, воздушно — так целуют, когда прощаются.
— Извини, Артем…
Я уже понял, что сейчас произойдет — я все-таки немного провидец.
— Извини. Ты хороший парень, ты мне очень нравишься. И именно поэтому я сейчас встану и уйду. Сиката га наи [13] .
— Я знаю. — Я сказал это спокойно, но уже чувствовал, как мои кишки наматываются на обжигающе холодную кочергу. Невыносимо хотелось плакать.
— Ничего ты не знаешь, придурок, — крикнула Инга, торопливо, неуклюже одеваясь. — Выброси мою визитку и не звони мне никогда! Забудь, что мы встречались. И молись, — она отчетливо и горько всхлипнула, — чтоб повторная встреча не состоялась.
Когда она ушла, я встал с постели, прошел на кухню и залпом всадил полный стакан трансмутированной водки. Без толку.
Еще через пару дней, которые я посвятил самокопанию, загнавшему меня в преддепрессивное состояние, рутина снова была разбавлена. Я собирался к Дэну (он придумал подарить другу на день рождения золотой унитаз — тут-то и понадобился я) и выскочил в магазин прикупить шоколаду и фруктов к выпивке. Только я перешагнул порог магазина, как снаружи ахнул гром и сразу зашумел ливень. Нетипичный феномен для конца сентября. Зонта с собой, естественно, не было, а бежать под проливным дождем, хоть и всего сотню метров, желания не возникало. Так что я сбавил темп, надеясь, что пока я неторопливо прогуливаюсь с корзиной вдоль полок, гроза кончится.
Пошел в витрине с журналами, полистал желтые газетенки, профессионально уже вычисляя, для каких материалов поводом послужили отголоски наших выступлений, потом положил обратно весь этот мусор и добавил к содержимому корзины свежие номера «Комсомольцев» и «Комсомолки». Потянулся за «Коммерсантом».
У мужика, подошедшего сразу за мной и теперь шуршавшего «Огоньком», затренькал мобильник, и он нервно полез в карман брюк. Достал телефон, отвернулся, ссутулился.
— Да, Надя, — услышал я. — Да, все взял по списку. Ага… Еще что-то? Не-э, это, мать, пусть она сама покупает. Ну и что, что срочно?.. Ну, тогда ты сходи. Да не могу я! Ну где ты видела, чтобы мужик на кассе прокладки отбивал?! — Он надолго замолчал, а я, смутившись, побрел к чайным рядам.
— …ну ладно, хорошо, черт с вами, в каком отделе это берут? — донеслось до мента.
Судя по звуку шагов, покупатель поспешил за затребованными прокладками, и я решил вернуться, чтобы взять-таки «Коммерсант».
Мужчины на месте не оказалось, зато на полу валялась полуразвернутая пятисотка. Мои-то деньги все были на месте, это точно он выронил, когда в карман лез за телефоном, больше некому. Черт, для чего-то же портмоне делают!.. Подняв деньги, я огляделся в поисках незадачливого покупателя, но он уже затерялся среди бесконечных стеллажей. Я чертыхнулся шепотом — чтобы вернуть ему деньги, придется и мне идти искать отдел с прокладками.