Размахивал своими рамками, закатывал глаза и сокрушался, что его не послушали раньше.
Впрочем, его и тогда не послушали. Семенов, торопясь поскорее избавиться от беспокойного лозоходца, устроил ему аудиенцию у авторитетного психиатра, и тот облегчил нам жизнь, поставив Вергилию диагноз, несовместимый с дальнейшей работой на благо советской власти. Однако будущее показало, что предсказания его странным образом совпали с сюжетом естественного исторического процесса. Едва ли можно было обвинить создателей башни-кукурузы в гибели Советского Союза, но прав Вергилий оказался в одном: строительство надо было остановить еще тогда. И не ради мировой чакры и чистоты звучания божественных струн, а ради народных денег, которые зловещая «свечка» годами всасывала в свою бетонную утробу, куда там черной дыре.
Метро тоже стало долгостроем, прославившимся далеко за пределами края. Даже шутку сочинили про то, что его в Красноярске не строит, а ищут. Новосибирцам вот посчастливилось — они свое нашли, а нам все как-то не везет.
Маленькая подземная база появилась у нас еще при Семенове. Именоваться громким еловом «полигон» она — точнее, ее обновленная и улучшенная версия — стала уже в новейшее время, после появления в команде Замалтдинова, который и проделал основную работу. Проект подготовили в ведомственном НИИ, а Мефистофель одними ему известными способами выбил для оборудования полигона деньги.
— Голиков! — рявкнул я над ухом дежурного, который безмятежно читал на рабочем месте какую-то газетенку.
Газетка парила в воздухе в десяти сантиметрах от пульта и при звуках моего голоса с мгновенным хрустом сжалась до размеров яблока. Долговязый молодец Голиков мигом подскочил и расправился по стойке «смирно».
— Чего расслабился?
— Так тихо же все, — промямлил дежурный, не выказывая ни малейшего стыда.
— Какие-то малолетние Ван Гоги нам за ночь забор расписали под хохлому; у нас камеры наружные на что? Ты тут сидишь на что? Хоть раз поймал бы за ухо и… Телекинезом пугни их, что ли. Распустились совсем.
— Так точно, будет сделано, — послушно моргнул Голиков.
— Лампочку в камере ввернули?
— Никак нет. — Дежурный отвел глаза. Скомканная газетка незаметно нырнула под стол.
Я поднял взгляд на монитор — темнота. Та-ак, Столбуну как минимум выговор.
— Я по инфракрасному за ним присматривал, — не глядя на экран, махнул рукой Голиков.
Я перевел взгляд туда, куда указал его худой палец.
Расплывчатое красно-желтое привидение сидело с воздетыми руками на невидимой кровати. Руки тянулись к другому яркому фантому — тот, ссутулившись и опустив голову, стоял в полуметре от Чревовещателя.
— Кто это у него? — поинтересовался я. — Медведев, что ли?
Голиков дернулся к монитору. Щелкнул регулятором звука.
— …возьми это, спрячь в карман, — послышался голос Бенарда.
Не Медведев, спохватился я, силуэт женский… это же… — Голиков! Убью гада! Тревогу врубай, всех в камеру — Белоснежку брать живой!
Венди
Во сне я очутилась рядом с Отто.
Все время нашей разлуки я мечтала о таком сне, но, как назло, все эти месяцы видела по ночам что угодно, только не сюжеты, связанные с цирком. Даже моя память уничтожала улики.
А сегодня… будто сорвалась какая-то предохранительная пломба и все преграды пали.
— Привет, — сказала я ему в темноте.
— Привет, — сказала я ему в темноте.
По закону этого сна здесь должно было быть темно. И я знала: что бы я ни сделала, все равно будет темно. Но нам обоим не нужен был свет.
— Венди, — выдохнул он. В голосе звучала чудовищная усталость.
Я подошла, ступая босиком по мягко проминающемуся полу к кровати, на которой он сидел. Отто протянул мне руки, но не поднялся.
— Венди, — повторил он, — как… ты… здесь?
— Это сон, — сказала я ласково, потому что чувствовала себя обязанной предупредить его об этом. — Я тебе снюсь.
Я дотронулась до его руки кончиками пальцев, и он схватился за меня, будто страшился сию секунду упасть в пропасть, а я была единственной опорой. Руки Отто были холодными, сухими и жесткими, словно отлитыми из пластмассы. Но от этого прикосновения сердце в груди сделалось огромным, так что некуда было вдохнуть воздух, и заколотилось изо всех сил.
— Нет, не снишься;- заговорил он горячечным шепотом. — Господи, Венди, это вправду ты! А где… где все?
— Они тоже спят. Только в другом месте. Здесь только я. Пойдешь со мной? Я выведу тебя отсюда, во сне у нас все получится.
— Очнись, Венди, — сказал он повелительно и пребольно ущипнул за руку, так что я взвизгнула и отскочила. — Ты не спишь! Венди, слушай меня. Ты не спишь. Мы с тобой оба в бункере, под землей…
— На полигоне, — подхватила я. — Я знаю, где это. У нас есть карта. Мы придем за тобой очень скоро.
— Если вы вправду хотите меня вытащить, тебе надо вернуться к ребятам и привести их прямо сейчас. Понимаешь? Прямо сейчас! Потом будет поздно, Венди! Прямо сейчас, ты слышишь?
— Я не могу.
— Можешь, Венди, я знаю. Можешь. Поторопись!
— Давай я сама выведу тебя отсюда. Ты заперт? Тогда я отопру замок.
— Господи, да когда же ты очнешься! — сказал он, заводясь. — Там люди, Венди, за этой дверью, много людей, среди них маги, одна ты не справишься!