Не жаль.
— Убей… — разлепились губы. Голос был настоящий, не пахомовский.
Но кукла тут же подхватила:
— Вы выиграли, упейтесь ликованьем! Я ухожу. Спасибо за вниманье! — Пахом раскланялся, и рука Отто обвисла.
— О, пожалейте… бедного Пахома… — снова выговорил Отто бесцветным голосом. — Ему не пережить… подобного облома… Но в качестве прощального привета… он просит Венди передать вот это…
Он рывком поднес неподвижного Пахома к лицу, вцепился в него зубами, словно хотел одним глотком выпить из него и кровь и душу, разорвал ткань, потом пальцами левой, все еще пристегнутой руки покопался в кукольных потрохах и вынул красное тряпочное сердце.
— Бери… В аду увидимся мы скоро… Людмила отомстит за Черномора…
Я попятился к двери, не в силах выносить этот бред.
— Влад, пошли.
Отто уронил голову, ослабевшие пальцы выпустили игрушечное сердце, и оно подбитым мотыльком скользнуло на пол. Медленно сползла с опущенной руки распотрошенная окровавленная кукла. Пахом повисел несколько секунд вниз головой, бессмысленно тараща на нас нарисованные глаза, потом сорвался и упал.
— Он… перестал думать, — чуть слышно сказал Влад.
— Он перестал дышать. — Кузнецов подошел к Отто и пощупал пульс на руке и шее. — Он мертв.
…Все чувства притупились. Цвета потускнели, очертания людей и предметов потеряли четкость, приглушились звуки; я не мог сказать — тепло или холодно… Я даже не запомнил обратной дороги и пришел в себя только у незнакомой железной лестницы. Кузнецов что-то объяснял мне, усиленно жестикулируя. Влад стоял рядом и кивал. А я тупо глядел перед собой и мял в кармане какой-то катышек.
— Все запомнили? — командным голосом выпалил мне в лицо Кузнецов. От меня кажется требовалось ответить «так точно». Что я и сделал без особого энтузиазма.
Андрей все понял по моим глазам. Вздохнул. Наставил на меня палец и четко, по слогам сказал:
— Выйдешь на поверхность — беги и не оглядывайся. Забирай ребят и увози из города. Даю тебе форы один день. У Влада мой домашний номер и адрес. Это на самый-самый крайний случай, понял?
— Понял.
— Давайте, вперед.
Я кивнул. Почему-то вырвалось:
— А ты?
— Я конторе душу продал, — ухмыльнулся Кузнецов, — Ничего, не пропаду. Вот получу вольную, может, и свидимся.
— Я позвоню, — пообещал я.
— Давай уже, пошевеливайся.
Мы с Владом стали подниматься наверх.
Лестница окончилась круглым люком.
«Пенопласт», — мысленно сказал я железяке. Люк побелел, я проломил его кулаком, и в дыру хлынули свет и снег.
Мы выбрались на обочину дороги. Я огляделся, пытаясь сориентироваться. Голова кружилась. Не от усталости — от предчувствия очередного нырка в будущее. Не сейчас, взмолился я, только не сейчас. Я ничего не хочу знать о будущем, будь оно проклято.
Я внутренне напрягся, сдерживая приступ — и через пару секунд отступило.
— Эй! — услышал я сквозь шум дороги звонкий голос Венди. — Это же они! Туда, туда, вон Артем!
Обдав меня снежными брызгами, рядом затормозил микроавтобус. Распахнулась дверь, и из салона повыпрыгивали ребята. Обступили гомонящей стеной, кто-то полез обниматься. Холодные ладони сжали мое лицо. Я опустил глаза и увидел близко-близко лицо Венди. И вдруг показалось, что мы отгорожены от всего мира глухой стеной — только я и она.
— Где Отто? — выдохнула она.
— Отто умер.
Я не знал, что еще сказать.
И только сейчас я догадался, что за комочек в кармане беспокойно теребят мои пальцы.
Я взял Венди за руку и вложил в ее ладонь кукольное сердце.
Она вскрикнула и села на снег, зажав рукой рот. Стало тихо-тихо, только машины шуршали мимо.
— Так вышло, Венди, — пробормотал я. — Никто не виноват. Он просил передать…
Она подняла на меня огромные глаза без бликов света и отвела от лица дрожащую руку. Снег запутывался в ее волосах, губы кроваво алели на бледном лице. «Белоснежка, — отстраненно подумалось мне, — вот как выглядит настоящая Белоснежка, а вовсе не так, как Дисней нарисовал».
— Они убили его, — произнесла она утвердительно и начала медленно подниматься, неотрывно глядя мне прямо в глаза.
— Нет… — замялся я, не умея объяснить произошедшее понятными и простыми словами. Впрочем, слова ей были не нужны. Вряд ли она их слышала.
— Артем… — Она плавно, по-русалочьи обвила мне шею холодными руками и привстала на цыпочки.
Впрочем, слова ей были не нужны. Вряд ли она их слышала.
— Артем… — Она плавно, по-русалочьи обвила мне шею холодными руками и привстала на цыпочки. — Они заплатят, правда? Мы отомстим. Помоги мне. Это совсем нетрудно.
— Да, — улыбнулся я, и сердце запрыгало от счастливого предчувствия: я обрадую ее! — Что мне делать?
Захотелось подхватить ее, маленькую и легкую, на руки и нести сквозь снег туда, куда она укажет, хотя бы и на край света. Почему я раньше был с ней так холоден? Милая, чудесная Венди, единственная наша радость, добрая, жертвенная…
— Убей всех , — кивнула она, не отводя глаз. И дождалась, пока я кивну в ответ. Только после этого обернулась к остальным.
— Вы слышали , — мягко сказала Венди. — Всех .
Мы никогда еще не вызывали такой бури.
Небо сошло на землю.
Что защитило нас самих в этом урагане, не помню. Кто-то, наверное, удерживал ветер и снег телекинезом… хотя этого и не может быть, потому что не может быть никогда. Мы разнесли забор и стройплощадку. Бетонные блоки, как спичечные коробки, кувыркались над нашими головами, а мы даже не пригибались. Накренилась и рухнула круглая башня. Закричало железо — это гнулся и ломался сжимаемый чьей-то силой кран. Взлетела, вертясь, как фонарик на новогодней елке, граненая будка сторожа, косо ушла через улицу в сторону «Че Гевары» и ударилась в стену…