Старательно избегая скрипучих половиц, он тенью скользнул к громоздкой конструкции и коснулся спирали.
Металл.
Один из тех, что изображался на уловителе фиолетовой точкой. Незнакомый для его планеты и довольно редкий здесь.
Тем лучше! Металл можно нагреть, и он примет те формы и размеры, какие ему нужны. Теперь необходимо его забрать.
Хм, сидит как влитой! А если…
Он заметил удерживающие спираль жесткие крепления и старательно принялся их откручивать.
Вдруг сзади что-то грохнулось и забренчало. Не переставая мучить уже последнее крепление, он стремительно обернулся и с удивлением уставился на пританцовывающую у печи посудину.
Почти сразу же смолк раскатистый храп. В дальней комнате скрипнула кровать, раздалось недовольное бормотание, и послышались грузные шаги. Старуха!
Моментально он полоснул Лучом неподдающийся металл и, сунув за пазуху бесценную спираль, бросился в коридор, едва не столкнувшись нос к носу с женщиной. Скользнув к стене, он шаг за шагом стал пробираться к двери, но вдруг мерзкий скрип старых половиц выдал его с головой.
— Кто тут? — Хозяйка дома принялась делать руками такие пассы, словно пыталась нащупать нечто невидимое. Он едва успел отшатнуться, когда перед носом, едва его не задев, всколыхнулся воздух.
Интересно, когда она догадается зажечь свет?
Он сжал Луч. Не хочется применять его, но выхода нет.
— Ну-ка выходи, ворюга! Ща обрез достану!
Едва увернувшись от ее цепких пальцев, он вдруг почувствовал за спиной пустоту и скользнул в щель. Еще одна комната!
Темнота сыграла ему на руку. Старуха, шлепая босыми ногами, прошлась по коридору, дошла до веранды, включила там свет, затем вернулась и уже тогда зажгла свет на кухне. Чем-то погремела, и, едва он успел прикрыть дверь, как она вновь прошагала мимо него.
Н-да, дела! Конечно, он может дождаться, пока она вновь уснет, или… выпрыгнуть в окно!
Он обернулся.
Ну конечно!
Обогнув диван, он отдернул штору, впуская в комнату поток лунного света, и выглянул. Не высоко! А главное — до калитки рукой подать.
В дверь раздался легкий стук. Он едва успел упасть на пол в спасительную тень, как дверь приоткрылась.
— Лиз? — даже не произнесла — прошептала старуха. — Спишь? — И, не дождавшись ответа, тихо закрыла дверь.
Лииза? Хм, но он никого не увидел в этой комнате.
Он слышал, как хозяйка, словно с кем-то разговаривая, вновь прошла по коридору, спустилась во двор. Вскоре ее шаги прошуршали под окном. Где-то скрипнула калитка, и вновь раздались возвращающиеся шаги.
Неожиданно над ухом послышался шорох, и какой-то не то полувсхлип, не то полустон заставил его привстать и удивленно вглядеться в девичье лицо.
Лииза! Как он мог ее не заметить?
На диване, свернувшись калачиком, она, словно спасаясь от лунного света, забралась с головой под белоснежную ткань.
Он поднялся, наблюдая, как она тревожно спит. Интересно, что ей снится?
Не удержавшись, присел рядом и, не сводя с нее глаз, проник в ее мысли и позволил мучающим ее образам коснуться его сознания. И вот он — уже не он, а хрупкая девичья фигурка, отбивающаяся от кошмарных тварей, в которых лишь угадывались раски, и тут же, без перехода, спор с сестрой, безжизненное тело какой-то женщины. И снова боль, страх, боль, одиночество, боль.
Он даже отшатнулся, прерывая поток образов, не выдержав давящей безысходной бесконечности кошмара.
Немыслимо! Даже попадающие к нему на чистку памяти воины-наемники Альянса не испытывали и сотой доли того, что сейчас терзало эту девушку, почти девочку.
Нет, пусть она никогда не узнает о нем, пусть лучше он навсегда останется в ее восприятии лишь чем-то, напоминающим теплый, напоенный озоном ветер, но он должен это сделать!
Взяв девушку за руку, он коснулся ее холодного, в испарине, лба и вновь позволил чужой боли ядовитой рекой ожечь его сердце. Но теперь он не только видел, но и чувствовал завязанные памятью узелки о мучающих ее и поныне давно прошедших черных днях. Чувствовал и делал неважными. Не убирал, но снимал отчаяние, отравляющее все ее существо. И боль уменьшилась. Осталась легкой печалью, грустью — но не более. С этим можно жить.
Легче оказалось избавить ее от страхов. То, что хранится памятью на самом виду, не вбитое в сердце молотом времени, всегда легко забывается. К тому же и делать почти ничего не пришлось: для борьбы с монстрами ее сознание почему-то выбрало того паренька (Гришка, кажется, его зовут), чей образ он использовал в качестве иллюзии эти несколько дней. Затем, в едином сновидении, лицо парнишки сменили умные глаза волка и растаяли, превращаясь в обезображенное лицо лесничего.
На мгновение неуловимая мысль кольнула в сердце, возвращая его в сознание. До него не сразу дошло, что он смотрит в открытые глаза Лизы.
— Кто ты?
Похолодев, он только сейчас сообразил, что ее разум, подвергшийся чистке, какое-то время не может видеть используемую им иллюзию. Значит…
Он попытался отшатнуться в спасительную тень, но был остановлен. Ее цепкие пальчики крепко сжали его запястье.
— Кто ты?
Может, постараться убедить ее голосом?
— Григорий. Сосед.
Она села и, как слепая, провела по его лицу, неуверенно дотронулась до волос.