Мы с Петровной уставились на крепления, на которых до вчерашней ночи и держалась спираль. С одной стороны висел здоровенный болт, а вот на второй ничего не было. Стальной прут, на котором и крепился держатель, был отрезан, да так гладко и ровно, что срез выглядел едва ли не зеркальным.
— Ну что я тебе могу сказать, соседушка… — Петровна провела пальцем по блестевшему срезу и зачем-то его лизнула. — Ничем помочь я тебе не смогу. Могу только посоветовать. Хочешь до истины докопаться — вези-ка ты свой аппарат в город к Игорьку. Там, глядишь, на експертизе чего и выяснишь.
Она поднялась и, выйдя из беседки, обернулась.
— Он же вроде у тебя где-то в органах работает? Вот пусть матери и поможет!
Хозяйка вдруг притихла.
— Ладно, отвезу. Кстати, а когда говоришь, Гришка домой придет?
— Да кто его знает! — Бабка отмахнулась и поковыляла к калитке.
— Теть Оль. — Я дождалась, когда соседка исчезнет за забором, и придвинулась к хозяйке. — А если у домового спросить? Думаю, он не соврет.
— Ты полагаешь, я про него забыла? Первым делом с ним хотела поговорить, когда тревожное почуяла. — Она тяжело вздохнула. — Не показывается! Либо напакостил, либо обижается на что-то… Если последнее — вообще может месяца через три объявиться.
— Н-да. Запутанное дело. Кому, а главное, зачем нужна эта железяка?
— Тут ты, Лиз, неправа! В деревне без этой железяки вообще не жизнь! А мне мой драгоценный змеевичок еще и дорог. Как память! По наследству, от мужа моего, царствие ему небесное, достался. Золотые были руки… — она вздохнула и поднялась, — и пустая голова! Замерз по пьяни.
Подхватив кастрюлю, она, больше ничего не сказав, направилась в дом, а вскоре к калитке подъехала машина.
Глава 29
Галина
Впервые в жизни мне не хотелось просыпаться. И не потому, что я наслаждалась сном всего несколько часов, а потому, что где-то внутри поднимался протест. Утро, приносящее надежду на что-то новое, лучшее, сегодня все самое «новое и лучшее» грозило забрать.
Утро, приносящее надежду на что-то новое, лучшее, сегодня все самое «новое и лучшее» грозило забрать.
Я осторожно приподнялась на локте, разглядывая умиротворенное сном лицо Петра. Его не портили даже царапина и темная щетина, почти спрятавшая ее от глаз.
Почему-то даже в мыслях я не позволяла подумать себе о том, что у нас может быть будущее. В лучшем случае — редкие встречи, от которых становится еще хуже.
Он прав — мы из разных миров. А может, дело во мне? Обожглась раз на молоке, а теперь дую на воду?
Я решительно поднялась и, накинув валявшийся у кровати халат, прошла в душ. Я должна быть сильной, а мысли, воспоминания о прошедшей ночи заставляли беспричинно улыбаться и делали слабой. Вернее, даже не так! Они причиняли удовольствие быть слабой.
Открутив вентиль, я замерла под горячими струями, вновь позволяя воспоминаниям унести меня в прошедшую ночь. После учиненного разгрома на кухне я честно предложила перебраться в спальню, с искренними намерениями немного поспать (все-таки большая кровать не сравнится ни с какими диванами!). Но тут меня ждало разочарование: Петр явно страдал бессонницей и позволил мне уснуть только тогда, когда небо уже стало подозрительно светлеть, и то после того, как я в шутку заявила, что «если он не оставит меня в покое (маньяк!), я выставлю его на лестничную площадку!» Угроза возымела действие, и я мгновенно провалилась в невероятный, сказочный и такой короткий сон…
Я вновь поймала себя на том, что улыбаюсь, и, согнав улыбку, решительно выключила воду.
Удивительно, насколько некоторые привычки въедаются в сознание! Моя привычка вставать каждый день в семь утра сегодня стала для меня наказанием.
Душ выветрил остатки неги, и я, закутавшись в полотенце, решительно прошагала в гардеробную. Тщательно подобрав себе легкий, светло-серый брючный костюм, я заглянула в прачечную и, выудив из стиральной машины вещи Петра (естественно, влажные), демонстративно выкинула их в мусорную корзину. Доедет до какого-нибудь магазина одежды и в летних вещах бывшего мужа.
Оставив позади коридор, я на цыпочках прошла мимо чуть приоткрытой двери спальни и устремилась на кухню. Пусть еще поспит. А у меня будет время сделать нам завтрак.
Занявшись приготовлением, я так увлеклась, что не услышала, как тихо стукнула дверь и к шее прильнули его горячие губы.
— Ты меня напугал! — Выдержав паузу, я дорезала в салат огурец и обернулась. Чуть припухшее лицо, щетина и… все та же набедренная повязка!
— Доброе утро. — Он так мне улыбнулся, что где-то в глубине меня вновь беспокойно заворочалась жажда.
— Доброе. — Я выскользнула из его объятий и, сняв с плиты сковородку, шлепнула ее на дожидающуюся на столе каменную черепаху-подставку. — Омлет готов. Салат тоже. Кофе в кофеварке. Тарелки сейчас достану.
Он постоял, молча наблюдая, как я ношусь по кухне, перехватил меня в полете и насильно усадил на стул.
— Вообще-то я привык готовить завтрак сам. Поэтому давай договоримся сразу — по утрам нас кормить буду я.
— Нас? — Я смотрела, как он раскладывает по тарелкам омлет, салат, как наливает кофе.
— А что, есть возражения? — Он протянул мне вилку и уселся напротив.