— Слава богу, обошлись без их помощи, — чуть успокоившись, хмыкнула я.
— А вообще, если боишься, оставайся в машине. Нужно интуиции своей доверять! — подмигнула сестра и, кинув мне брелок, решительно направилась к гостеприимно открытым дверям самого дальнего, выкрашенного желтой краской павильона с красноречивой надписью «Пиво-водка».
Я еще раз покосилась на мужчин и, понадеявшись на надежность сигнализации, бросилась следом за Галкой.
Войдя в прохладный полумрак, я невольно остановилась, с брезгливым любопытством разглядывая пару холодильников-витрин. Что и говорить, разбаловал меня город, да и финансовые возможности сестренки.
Между тем она, словно не замечая убогости магазина, решительно направилась к скучающей за прилавком необъятной тетеньке в грязно-белом халате и решительно потребовала:
— Две бутылки «Бейлиса».
— Чо? — Продавщица смерила ее взглядом потревоженной королевы и уточнила: — Водки, что ль?
— Ликер. Или что-нибудь из коктейлей.
— Не, коктейли не мешаю. Бери пшеничную. Тока вчера привезли!
Галина грустно покосилась на меня и перевела взгляд на тетку.
— А вино есть? Мне для подарка нужно.
— Есть! — обрадованно закивала та, услышав знакомое слово. — Тридцать шесть рублей. Портвейн «Три семерки».
— Н-да. С таким ассортиментом или вообще бросишь пить, или сопьешься за месяц! — бросила сестра. Жаль, недостаточно тихо.
Продавщица обиженно поджала губы, словно мы только что охаяли вино пятидесятилетней выдержки, и недовольно процедила:
— Так бы и сказали, что вам чего поэлитнее! — Она шагнула к витрине и, сцапав из длинного ряда бутылку, поставила ее перед нами. — Вот! Портвейн «Анапа».
Едва сдерживая смех, мы с Галиной переглянулись.
— Боюсь, с таким подарком нас и на порог-то не пустят! — Вежливо, но решительно сестра облекла в слова наш отказ и безнадежно поинтересовалась: — А может, пиво есть?
— Есть, — недовольно процедила продавщица и кивнула куда-то позади себя. — «Балтика».
— О, хоть что-то! — одобрила я.
— Так, значит, вино не берете? — Тетка нерешительно взялась за горлышко бутылки и, глядя на наши синхронные покачивания головой, пожала плечами: — Ну как хотите! Хотя по мне так лучше водку. Баловство одно все эти пива да вина! Скока?
— Пару бутылочек! — решила Галина. — И еще чего-нибудь съестного.
— Выбирайте, — оживилась толстуха, кивнув на слабоосвещенные витрины холодильников.
— Хм… — Я с ужасом уставилась на ряд серо-коричневых палок колбасы, судя по всему, изготовленной еще при Брежневе. — А у вас есть что-нибудь… мм… свежее?
— Все свежее! — обиженно вскинулась продавщица, словно она еще сегодня утром видела то парнокопытное, из которого и навертели эти деликатесы.
— В начале недели привозили!
— Угу, знать бы еще какой! — засомневалась я.
— А может, мы лучше сыр возьмем? — Галина неуверенно бросила на меня взгляд.
— Ага, вон один кусок лежит. С плесенью! Как раз как ты любишь!
— Мм, а йогурт у вас есть?
— Да был какой-то, щас поищу! — Продавщица скрылась под прилавком, а я дернула Галину за рукав.
— Пошли отсюда! Что-то не внушает мне доверия этот магазин.
— Да, боюсь, ты права. Только за пиво заплачу.
— Вот! — Продавщица вновь появилась из-под прилавка, услужливо высыпая на прилавок три помятые баночки.
— Э-э, давайте остановимся пока на пиве, — вежливо улыбнулась сестра, подавая сотенную купюру, которая тут же скрылась в бездонном кармане толстухи, и предупредительно махнула рукой: — Сдачи не надо.
Хотя, как мне показалось, продавщица даже не вспомнила о таком недоразумении, как сдача.
Вдруг сзади послышался шум, и в магазин ввалились, отчаянно ругаясь, две пенсионного возраста женщины.
— И не надо врать, Петровна! Это твой внучок попер у меня двух курочек, а потом одну обменял на водку у Зинки-продавщицы, а одну с тобой же под закусь и пустил!
— Что ты на нас наговариваешь? Да мой Гришка чужого сроду не возьмет!
— Ага, тока пропьет и сожрет! Ну имей в виду, скоро мой Игоречек приедет, он твоему Гришке без наркоза все зубы удалит!
— А не пойман — не вор!
— Ах ты, ведьма! Вот как, значит, заговорила? Ну мы у Зинки щас все и вызнаем! Эй, Зинок! — Распихав нас в разные стороны, к заметно притихшей продавщице, таща за руку низенькую толстую бабульку, несмотря на жару, одетую в драповое пальто, грозно протопала чуть полноватая, довольно приятной наружности женщина лет шестидесяти. В джинсах и светлой футболке. Бабушкой, при всем желании, назвать ее язык не поворачивался. — Ну-ка, быстро говори, вчера ее внуку Гришке-алкашу пузырь на бройлера меняла? И учти, у меня есть свидетели! А соврешь — пойдешь как соучастница преступления! Вот только Игорь мой приедет, а он знаешь кто?
Продавщица покосилась на сопевшую рядом Петровну и молча помотала головой.
— Адвокат! А может, уже и судья! Так что соврешь — поедешь с моей соседушкой лет на двадцать в тайгу деревья валить!
— Да за что?! — не выдержала Петровна, сделав попытку выдраться из цепких пальцев соседки. — За твою опухшую от голода курицу, которую ты сейчас за бройлера выдаешь?
— Ага! Значит, признаешься? Так! Теперь ты, Зинуль. Чистосердечное признание — и отделаешься только извинением!