Харри засунул руки поглубже в карманы.
— Я только хотел сказать, что, если пытаешься своим умом найти ответы, быстро оказываешься в одиночестве.
— И к какому же ответу пришли сейчас ваши одинокие мозги? — Мартина взяла его под руку.
— Похоже, и у Юна, и у Роберта были истории с женщинами. И что такого особенного в Tea, раз оба домогались именно ее?
— Роберт увлекался Tea? Вот уж не думала.
— Так говорит Юн.
— Как я уже сказала, мы не очень-то общались. Но я помню, что Tea пользовалась успехом у других ребят в те лета, когда мы вместе жили в Эстгоре.
— Соперничество?
— Ну, мальчикам, решившим стать офицерами, нужно найти себе подруг из рядов Армии.
— Вот как? — удивился Харри.
— А вы не знали? Если женишься на девушке со стороны, то изначально потеряешь работу в Армии. Вся система выстроена так, чтобы женатые офицеры жили и работали сообща. По общему призванию.
— Сурово.
— Мы военная организация, — сказала Мартина без малейшей иронии.
— И ребята знали, что Tea станет офицером? Хоть она и девушка?
Мартина с улыбкой помотала головой:
— Маловато вы знаете об Армии спасения. Две трети наших офицеров — женщины.
— А командир — мужчина? И главный управляющий тоже?
Мартина кивнула:
— Основоположник нашей организации Уильям Бут говорил, что его лучшие люди — женщины. А вообще у нас так же, как и в остальном обществе. Глупые, самодовольные мужчины командуют умными женщинами, которые боятся высоты.
— Стало быть, парни каждое лето боролись за право командовать Tea?
— Некоторое время. Tea неожиданно перестала приезжать в Эстгор, и проблема снялась сама собой.
— Почему она перестала туда ездить?
Мартина пожала плечами:
— Может, просто не захотела больше. А может, родители так решили. Столько юнцов вокруг весь день напролет, да в этом возрасте… сами знаете.
Харри кивнул. Но он не знал. Сам-то не ездил даже в конфирмационный лагерь. Они шли теперь по Стенсберггата.
— Вот здесь я родилась. — Мартина кивнула на стену, за которой находилась уже снесенная Клиническая больница. Скоро здесь выстроят жилой квартал Пилестредет-Парк.
— Роддом сохранился, здание переделали под квартиры, — сказал Харри.
— Роддом сохранился, здание переделали под квартиры, — сказал Харри.
— Там в самом деле живут? Только подумать, сколько всего видели эти стены. Аборты и…
Харри кивнул:
— Иной раз пройдешь мимо около полуночи и слышишь детский плач.
Мартина во все глаза уставилась на него:
— Смеетесь! Неужто привидения?
— Ну, — Харри свернул на Софиес-гате, — может, здесь просто поселились семьи с маленькими детьми.
Мартина улыбнулась, похлопала его по плечу:
— Не смейтесь над привидениями. Я в них верю.
— Я тоже.
Мартина перестала смеяться.
— Вот тут я живу. — Харри показал на голубую дверь подъезда.
— У вас больше нет вопросов?
— Есть, но с ними можно подождать до завтра.
Она опять склонила голову набок.
— Я не устала. Чай у вас найдется?
Какой-то автомобиль тихонько ехал по хрусткому снегу, остановился метрах в пятидесяти у тротуара, ослепив их голубоватым светом фар. Харри задумчиво посмотрел на девушку, нащупывая в кармане ключи.
— Только растворимый кофе. Слушайте, я позвоню…
— Сойдет и растворимый кофе, — сказала Мартина.
Харри хотел было сунуть ключ в замочную скважину, но Мартина опередила его, толкнула голубую дверь, которая преспокойно открылась и закрылась снова, однако замок не защелкнулся.
— Это все мороз, — пробормотал Харри. — Дом от холода сжимается.
Они вошли в подъезд, и он хорошенько закрыл за собой дверь.
— А у вас чисто, — сказала Мартина, снимая в передней сапоги.
— У меня мало вещей, — откликнулся Харри из кухни.
— И какие же из них вы больше всего любите?
Харри на секунду задумался.
— Пластинки.
— Не фотоальбом?
— Я не верю в фотоальбомы.
Мартина вошла на кухню, уютно устроилась в кресле. Харри украдкой наблюдал, как она по-кошачьи подобрала под себя ноги.
— Не верите? Как это понимать?
— Они разрушают способность забывать. Молоко?
Она покачала головой.
— Зато вы верите в пластинки.
— Да. Они лгут куда достовернее.
— А разве они не разрушают способность забывать?
Харри замер. Мартина тихо рассмеялась:
— Не верю я в неприветливого, разочарованного инспектора. По-моему, вы романтик, Холе.
— Пойдемте в комнату. Я как раз купил очень хороший диск. И с ним пока не связаны никакие воспоминания.
Мартина уселась на диван, а Харри поставил дебютный диск Джима Стерка. Потом сел в зеленое ушастое кресло и под первые звуки гитары провел ладонью по шершавой шерстяной обивке. Ни с того ни с сего подумал, что куплено это кресло в «Элеваторе», комиссионке Армии спасения. Кашлянул и спросил:
— Возможно, у Роберта был роман с девушкой намного моложе его самого. Что вы об этом думаете?
— Что я думаю о романах молоденьких женщин с мужчинами много старше? — Она засмеялась и густо покраснела в наступившей тишине. — Или думаю ли я, что Роберту нравились малолетки?
— Я этого не говорил. Она тинейджер. Хорватка.
— Izgubila sam se .
— Простите?
— Это по-хорватски. Или по-сербохорватски. В детстве я часто ездила летом с родителями в Далмацию, до того как Армия спасения купила Эстгор. Когда папе было восемнадцать, он работал в Югославии, помогал восстанавливать страну после Второй мировой войны. И там познакомился с семьями кой-кого из строителей. Потому и настоял, чтобы мы приняли беженцев из Вуковара.
— Кстати, насчет Эстгора. Вы помните некоего Мадса Гильструпа, внука тех людей, у которых куплен Эстгор?