— Алло? — Сонный мягкий голос.
— Это опять я.
— Папа?
Папа? Харри вздохнул, чувствуя, что покраснел.
— Полицейский.
— А-а. — Тихий смех. Звонкий и одновременно низкий.
— Простите, что разбудил, но мы…
— Ничего страшного.
Повисла пауза, одна из тех, каких Харри хотелось избежать.
— Я в Приюте, — сказал он. — Мы пытались задержать подозреваемого. Администратор говорит, что именно вы с Рикардом Нильсеном привезли его вечером на автобусе.
— Бедолага без пальто?
— Он самый.
— Что он сделал?
— Мы подозреваем его в убийстве Роберта Карлсена.
— Боже милостивый!
Харри отметил, что она произнесла эти слова не скороговоркой, а четко, раздельно.
— Если не возражаете, я пришлю сотрудника, который потолкует с вами. Вспомните пока, что тот парень говорил.
— Ладно. Но нельзя ли…
Пауза.
— Алло? — окликнул Харри.
— Он ничего не говорил. Как все военные беженцы. Их сразу узнаёшь, по манере двигаться. Вроде лунатиков. Ходят на автопилоте. Словно покойники.
— Хм. А Рикард с ним не говорил?
— Может, и говорил. Дать вам его телефон?
— Да, спасибо.
— Минутку.
Она отошла. А ведь верно подметила, подумал Харри. Как этот парень выбрался из сугробов. Как снег сыпался с него, руки висят, лицо без всякого выражения — точь-в-точь зомби, вылезающий из могилы в «Ночи живых мертвецов».
Услышав покашливание, Харри обернулся. На пороге конторы стояли Гуннар Хаген и Давид Экхофф.
— Не помешаем?
— Заходите.
Они вошли, сели по другую сторону письменного стола.
— Нам хотелось бы услышать рапорт, — сказал Хаген.
Харри не успел спросить, кому это «нам», в трубке снова раздался голос Мартины. Она назвала номер, Харри записал.
— Спасибо. Доброй ночи.
— Я тут подумала…
— Простите, спешу, — сказал Харри.
— А-а, доброй ночи.
Он положил трубку.
— Мы спешили как могли, — сказал отец Мартины. — Ужасно. Что случилось?
Харри взглянул на Хагена.
— Рассказывайте, — кивнул тот.
В кратких словах Харри описал неудавшийся захват, выстрел по автомашине, погоню в парке.
— Но, раз вы были так близко да еще и с автоматом, почему не стреляли? — спросил Хаген.
Харри кашлянул, но молчал, глядя на Экхоффа.
— Ну? — раздраженно бросил Хаген.
— Слишком темно было, — ответил Харри.
Хаген долго смотрел на своего инспектора, потом проговорил:
— Значит, он ушел, пока вы открывали его комнату. Какие соображения насчет того, почему киллер находится на ословской улице, ночью, при минус двадцати? — Комиссар понизил голос: — Я полагаю, Юн Карлсен у вас полностью под контролем?
— Юн? — переспросил Давид Экхофф. — Так ведь он в Уллеволской больнице.
— Я выставил у его палаты полицейского. — Харри надеялся, что в голосе звучит уверенность, которой на самом деле не было. — Как раз собирался позвонить и проверить, как он там.
Первые четыре ноты «London Calling» группы «Клэш» прокатились среди голых стен коридора в нейрохирургическом отделении Уллеволской больницы. Человек в халате, с прилизанными волосами вез куда-то стойку с капельницей и мимоходом укоризненно посмотрел на полицейского, который вопреки строгому запрету разговаривал по мобильнику:
— Странден.
— Холе. Как там у вас?
— В общем, тихо. Какой-то бессонный тип шастает по коридору. Мрачный с виду, но вроде безобидный.
Человек с капельницей, сопя, потащился дальше.
— А раньше как?
— Ну, «Тотнем» получил втык от «Арсенала» на стадионе «Уайт-Харт». А еще света не было.
— А пациент?
— Ни звука.
— Ты проверял? С ним все в порядке?
— Не считая геморроя, все вроде тип-топ.
Странден прислушался к зловещей тишине.
— Шутка. Сейчас зайду и проверю. Погоди.
В палате пахло чем-то сладким. Конфеты, должно быть, подумал он. Свет из коридора осветил помещение, но едва дверь закрылась, стало темно, хотя он успел увидеть лицо на белой подушке. Подошел ближе. Тихо кругом. Слишком тихо. Недостает какого-то звука. Самого обычного.
— Карлсен?
Ответа нет.
Странден кашлянул и повторил погромче:
— Карлсен!
В палате царила такая тишина, что голос Харри в трубке прозвучал громко и отчетливо:
— Что происходит?
Странден поднес телефон к уху:
— Спит как ребенок.
— Точно?
Странден всмотрелся в лицо на подушке. И сообразил, что его мучило. Что Карлсен спал как ребенок. Взрослые мужчины обычно создают больше шума. Он наклонился послушать дыхание.
— Алло! — донесся из телефона голос Харри Холе. — Алло!
Глава 16
Пятница, 18 декабря. Беженец
Солнце согрело его, легкий ветерок зашевелил длинные травинки на песчаных дюнах, они закивали, закачались. Должно быть, он только что искупался, поскольку полотенце под ним отсырело. «Смотри», — сказала мама, показывая на воду. Он козырьком приставил руку к глазам, посмотрел на сверкающую, невероятно синюю Адриатику. И увидел мужчину, выходящего из воды, с широкой улыбкой на лице. Отец. За ним следом шел Бобо. И Джорджи. Рядом плыла собачонка, хвост торчком, словно руль. Пока он смотрел на них, из моря выходили другие. Иных он знал хорошо. Как отца Джорджи.
Как отца Джорджи. Других мельком. Как того человека за дверью в Париже. Черты лица вытянуты до неузнаваемости, гротескные маски, словно ветви, протянутые к нему. Солнце скрылось за тучкой, температура резко упала. Маски принялись кричать.
Проснулся он от резкой боли в боку, открыл глаза. Он в Осло. На полу под лестницей в каком-то подъезде. Над ним кто-то склонялся, кричал разинутым ртом. Он разобрал одно слово, такое же, как на его родном языке. Наркоман.